Макс фон дер Грюн - Лавина

Мне показалось, что на лице доктора Паульса промелькнула чуть заметная довольная улыбка, в то время как остальные господа, включая близнецов, смущенно переглядывались.

Уже на стоянке, открывая машину, я вспомнил, что распрощался со всеми только легким поклоном.

После этого неприятного визита смерть Бёмера, обстоятельства ее начали меня все-таки интересовать, во всяком случае больше, чем прежде. Если прежде я упорно держался подальше от всего этого, то теперь сознательно хотел проникнуть в круг лиц, от которого хоть и был далек, но с которым мне хотелось познакомиться поближе, пусть даже это и было чревато опасностью.

Из телефонной будки я позвонил Матильде; она пригласила зайти. Мне даже почудилось, что она обрадовалась моему звонку.

Матильда встретила меня в уже знакомом бордовом платье, которое доставало ей до щиколоток. Я подробно рассказал ей, что видел и слышал на городской квартире Бёмера: описал поведение господ, сидевших на диване, странную позицию близнецов, благосклонную и покровительственную — доктора Паульса. Я обрисовал портрет Цирера и те задачи, которые перед ним поставлены, а именно: организовать продажу завода. Но самое главное — я рассказал ей о том, какую роль отвел мне Хайнрих Бёмер в реализации своей модели.

Лицо Матильды ничего не выражало, если только красота вообще может быть невыразительной.

— А что говорил Хайнрих Бёмер об этом Цирере? — спросил я Матильду. — И как он относился к доктору Паульсу, к Гебхардту и Вольфарту? Прошу вас, подумайте хорошенько. Постарайтесь вспомнить мельчайшие детали, даже самые незначительные. Не замечали ли вы в поведении Бёмера в последние дни или даже недели до смерти что-то необычное, что-то не соответствующее его привычному облику? Никто другой, кроме вас, не может на это ответить. Ведь вы же сами предложили мне стать вашим союзником. Так давайте же!

От одного ее вида у меня перехватывало дыхание. На лице девушки застыло выражение легкого удивления, губы будто опухли, синие глаза затуманились. Она курила, глубоко и с наслаждением затягиваясь.

— Чем, по-вашему, я занималась в последние недели и месяцы? — промолвила она. — Я часами лежала на диване и вспоминала, вспоминала каждую минуту из прошедших четырех лет, и прежде всего дни перед его смертью. Я не обнаружила ничего необычного. Хайнрих был, как всегда, уравновешенным, спокойным, хотя энергия из него била ключом. Иногда он рассказывал о своих сложностях, но они были неотъемлемой частью его работы.

— Не называл ли он в последнее время имен, которых вы раньше не слышали?

— Он всегда называл какие-то имена. Чаще всего я их тут же забывала, поскольку для меня это были лишь имена.

— Упоминал ли он о вашем отце?

— Несомненно. Но мой отец — это человек, а не имя.

— А как он о нем отзывался?

— Что вы хотите услышать? О моем отце он всегда говорил хорошо, о Цирере — наоборот. Хайнрих считал, что Цирер агент, который улаживает дела разных фирм, своего рода маклер.

— Агент?

— «Есть агенты, состоящие на службе у правительства, а есть те, кто состоит на службе у концерна», — говорил Хайнрих. По-моему, он презирал этого человека, однажды назвал его мошенником, гангстером. Но то, что вас должны ввести в правление фирмы, меня все-таки удивляет. Об этом Хайнрих никогда не говорил. И я не верю в это правление, завод продадут, близнецы уговорят гранд-даму, что это лучшее решение.

— Вы попросили меня быть вашим союзником, — сказал я, — поэтому я и задаю столько вопросов. Сказать по правде, смерть Бёмера была мне поначалу безразлична. Я просто сильно разволновался, увидев его утром на колокольне. Это меня поразило — не столько сам человек, сколько его местонахождение. Он был для меня чужим, как были чужой и вы. В детективы я не гожусь, хотя фотографу иногда приходится выступать в качестве такового. Но теперь меня интересуют обстоятельства его смерти. Кто убил Хайнриха Бёмера? Кто так жаждал его смерти, что не побоялся пойти на убийство? Уголовная полиция не видит мотива преступления, пусть, но, если он есть, я хочу его найти.

Поскольку Матильда не отвечала, я заговорил грубее и откровеннее.

— Допустим, что убийцей был ваш собственный отец, потому что не мог вынести связи дочери с шефом. Что бы вы на это сказали?

— Я? Ничего бы не сказала. Я бы задушила отца собственными руками. С наслаждением.

Она произнесла это не ради красного словца, а на полном серьезе. Лицо ее пылало, она была красива, слишком красива.