Макс фон дер Грюн - Лавина

Наше предместье разделено магистральным шоссе на два поселка: на так называемую Старую деревню, где еще живут семеро крестьян, разводят свиней и содержат молочную ферму, и город-спутник «Новая родина» с торговой улицей, почтой и сберкассой, двумя супермаркетами, столовой и цветочной лавкой, магазином аптекарских товаров и магазином электротоваров. Разнообразие вносят дома, похожие на бунгало, и пятиэтажные коробки, а между ними — многочисленные скверы, с кустарниками и деревьями, просторными лужайками, на которых даже разрешено играть детям. Уютное и спокойное предместье, которое могло бы быть самостоятельным городком, а не частью полумиллионного города.

За последние два года в предместье стали заметны признаки подкрадывающегося обнищания. Особенно бросаются они в глаза в магазинах, прежде всего в супермаркетах: возрос ассортимент дешевых товаров, исчезли дорогие сорта кефира и свежие импортные овощи, потому что покупателям они не по карману. Уже закрылся один хозяйственный магазин, а также две из четырех бензоколонок; круг завсегдатаев, собиравшихся по вечерам у стойки в пивной, поредел, мужчины уже не заглядывают сюда каждый вечер, чтобы провести время среди знакомых и даже полюбившихся лиц, самое большее — один или два раза в неделю; парикмахеры поувольняли своих подмастерьев, потому что их клиенты, особенно женщины, уже не так часто приходят навести красоту — свои прически приводят в порядок дома с помощью подруг или соседок. В нашем предместье свыше двадцати процентов безработных. Большинство из этих «сокращенных» или «освобожденных» вынуждены сводить концы с концами, имея меньше двухсот марок в неделю, и есть немало семей, у которых не хватает денег даже на детский сад. Они отпускают детей без присмотра играть на улице или в скверах или же просто усаживают их перед телевизором, чтобы не выпускать из-под контроля.

Меня пугает, как меньше чем за два года изменило облик наше предместье, где живут преимущественно семьи работавших в угасающей отрасли промышленности — производстве угля и стали, как меняется отношение людей друг к другу, как недоброжелательство и зависть к благополучию тех, кто имеет работу, переходят во вражду. К огорчению священнослужителей обоих вероисповеданий, звон кошелей и церковных кружек для сбора пожертвований по воскресеньям уже не вселяет былых надежд. Булочнику за углом пришлось сократить выпечку хлеба, потому что покупатели предпочитают относительно дешевые сорта; директор сберкассы озабочен уменьшением вкладов, поскольку снимают со счетов вдвое больше, чем вносят. Как-то в разговоре со мной, уже в дверях, он сказал:

— Неминуемо придет конец, все накопления будут израсходованы. Что тогда? По изменениям текущих счетов я могу видеть, насколько хорошо или плохо живется сейчас людям.

Криста на все это закрывала глаза. Когда я рассказывал, что пивная пустеет, она ворчала:

— Ну и хорошо, и так пьют слишком много.

Когда я говорил, что в КООП качество товаров снижается, она отвечала:

— Ну и хорошо, люди и так уж не знают, чего бы им сожрать.

А когда я сообщал, что магазин одежды возле торговой улицы закрылся, то слышал в ответ злорадное:

— Ну и хорошо, разве надо дважды в год следовать этой сумасшедшей моде, а в конце года выбрасывать за дверь обноски, чтобы их подобрал Красный Крест?

Криста никогда не заходила в пивную, не вступала ни в какие местные объединения, не ходила в церковь и на встречи прихожанок. Она курсировала от дома до гостиницы, от гостиницы до дома на автобусе и трамвае или ездила в машине, если мне она не требовалась. В городском транспорте Криста молчала, отрешенно уставясь в окно. Всегда ли она была такой? Или эта ее отрешенность стала проявляться только в последнее время? Когда я заметил в ней перемены? Только после смерти Бёмера, которая заставила меня пристальнее взглянуть на людей и вещи? Может, ей придали суровости события и обстоятельства последних месяцев и та новая роль, которую пришлось взять на себя после смерти сводного брата? Что произошло с ней, со мной?

Я удивлялся также, что за последние недели Криста распространяла всякие вымыслы о дальнейшей судьбе завода, и был уверен, что она знает от близнецов больше, чем рассказывает мне.

Я уединился в подвале, который оборудовал с помощью Кристы. Никогда она ни словом не упрекнула меня за расточительность, напротив, сама настаивала на дорогих покупках, уговаривала: «Покупай то, что тебе надо. Аппаратура должна быть самой совершенной». Правда, это было еще в то время, когда меня терзали сомнения: «Смогу ли я существовать как внештатный фотограф?» Криста неизменно подбадривала меня, и это дало свои результаты: я поставлял точно в срок добротные и оригинальные снимки. Мы стали жить ровно и беззаботно, если не считать выплаты кредита за дом.