Розамунда Пилчер - Возвращение домой.Том 2.

— Что там такое? — полюбопытствовала Джудит. Отрубленная голова?

— Мясо для бифштексов.

— Мясо?! Откуда? И масло настоящее. Твоя мать на черном рынке купила?

— Подарки от благодарных пациентов. Холодильник работает?

— Конечно.

— Это хорошо. А лед есть?

— Должен быть.

Он открыл холодильник и положил масло и кровавый сверток рядом с жалкими остатками ужина Джудит и Хетер, потом вынул лоток с кубиками льда.

— Что будешь пить? При простуде я бы рекомендовал тебе стаканчик виски. Значит, виски с содовой?

— Содовой нету.

— Спорим?

И он нашел сифон, упрятанный в какой-то дальний буфет. Из другого достал стаканы, потом вытряхнул из лотка лед, разлил виски и разбавил водой из сифона. Он подал высокий стакан с заманчиво шипящей жидкостью Джудит.

— Твое здоровье.

Они выпили. Джереми испуспустил облегченный вздох, видно было, как он сразу расслабился.

— Мне это было просто необходимо.

— Хорошо как. Вообще-то, я не пью виски.

— Иной раз не повредит. А тут холодно. Пойдем наверх. И они поднялись в гостиную. — Джудит впереди, Джереми следом — и расположились у огня; он сел в одно из кресел, она устроилась, поджав ноги на коврике перед камином ( поближе к теплу).

— Хетер Уоррен была здесь сегодня. Мы пили чай с тостами. Потому я и приехала из Портсмута — с ней встретиться. Мы пообедали в ресторане, а потом пошли на концерт, но она спешила на поезд, ей надо было возвращаться на свою секретную службу.

— А концерт где был?

— В Альберт-Холле. Уильям Уолтон и Рахманинов. Хетер дали билеты. Да ты расскажи лучше о себе. Чем ты занимался все это время?

— Обычной рутиной.

— Ты в увольнении?

— Вообще-то, нет. Я приехал в Лондон на встречу с их светлостями в адмиралтействе. Меня повысили в чине — лейтенант мед-службы.

— О, Джереми!.. — Она была так рада и горда за него. — Ты молодчина!

— Это еще не официально, так что не вздумай бежать к телефону и трезвонить всем.

— Но матери своей ты сказал?

— Да, конечно.

— Так, еще что?

— Еще я перехожу на другой корабль. Крейсер «Сазерленд».

— И опять Атлантика?

Он пожал плечами, не желая болтать лишнего.

— Может, тебя пошлют на Средиземное море? По-моему, тебе самое время понежиться немножко на солнышке.

— Нет новостей от родных? — спросил он.

— Нет, ничего не получала с начала месяца. Не знаю, почему они не пишут. Ясно одно — дела там плохи.

— Они все еще в Сингапуре?

— По-видимому,

— Много женщин и детей уже покинуло город.

— Я об этом не слышала. Он взглянул на свои часы.

— Четверть девятого. Послушаем девятичасовые новости.

— Я не уверена, что мне хочется.

— Лучше знать правду, чем воображать худшее.

— Теперь, кажется, уже трудно сказать, что страшнее. И все произошло с такой быстротой. Раньше, в самые плохие времена, во время Дюнкерка и когда бомбили Портсмут, я утешалась мыслью, что, по крайней мере, они в безопасности. Мама, папа и Джесс. И когда мы стояли в очередях за продовольственными пайками и ели несъедобные мясные обрезки, я знала, что там, у них, все хорошо: вкусная еда, заботливые слуги, вечера в клубе с друзьями. Но вот японцы разбомбили Перл-Харбор, и все в одночасье изменилось, и теперь уже им грозит такая опасность, какая нам и не снилась. Я теперь жалею, что не уплыла в свое время в Сингапур. Тогда мы, по крайней мере, были бы вместе. Но быть так далеко от них, и никаких известий…

К ее ужасу, голос у нее задрожал. Бесполезно пытаться сказать еще хоть слово, только потеряешь самообладание и глупо разрыдаешься. Она отхлебнула еще виски и вперила взгляд в голубоватое пламя газового камина.

— Наверно, неизвестность мучительнее всего, — мягко сказал он.

— Нет, я в порядке. Обычно я в порядке. Просто сегодня я, правда, неважно себя чувствую…

— Ложись в постель.

— Мне так жаль.

— Жаль чего?

— Мы и без того совсем не видимся, и вот, когда встретились, у меня эта проклятая простуда и слишком слабые нервы, чтобы слушать новости, и собеседник из меня никакой.

— Ты нравишься мне такой, какая есть. В любом виде. Единственное, о чем я жалею, так это о том, что должен покинуть тебя так скоро, рано утром. Мы встретились для того лишь, чтобы почти в тот же миг расстаться опять. Это, как видно, и называется войной, черт бы ее побрал.

— Не думай об этом. Сейчас мы вместе. Я так обрадовалась, что это — ты, а не кто-то из неизвестных знакомцев Дианы.

— Я тоже рад, что это оказался я. Ну ладно… — Он поднялся с кресла. — Ты в ужасном расстройстве, а я ужасно голоден. Что нам обоим требуется, так это вкусный горячий обед и, пожалуй, чуть-чуть музыки для фона. Ты отправляйся обратно в кровать, а я беру на себя стряпню.