Розамунда Пилчер - Возвращение домой.Том 2.

Джудит вошла, закрыла за собой дверь, быстрым шагом пересекла комнату и наклонилась к Диане, чтобы обнять ее и поцеловать.

— Так приятно видеть тебя.

Лицо у нее было бледное, осунувшееся, невыразимо усталое, однако выглядела она, как всегда, элегантно — в полотняной плиссированной юбке и небесного цвета шелковой рубашке, на плечи был накинут кашемировый джемпер. И ее жемчуг, и серьги, и помада, и тени для век, и духи — все было на месте, все как всегда. Джудит не могла не восхититься, а еще — не почувствовать огромного облегчения: застать Диану в неопрятном виде, растрепанную, одетую кое-как было бы равносильно концу света. С другой стороны, Джудит прекрасно понимала: то, что Диана продолжала следить за собой, было чем-то вроде брони, средством психологической защиты, и то, что она по-прежнему тратила на себя, на свой внешний вид столько времени и сил, говорило о ее большом мужестве. При одном взгляде на нее всегда душа радовалась. И теперь, ради родных, ради Неттлбедов и Мэри, она обязала себя не распускаться.

— Уж и не чаяла тебя увидеть.

— Ах, Диана, как я вам сочувствую…

— Дорогая, прошу тебя, не будем… Какая гадкая погода! Ты приехала на велосипеде? Должно быть, промокла до нитки. Присядь на минутку, поболтаем.

— Я вам не помешала?

— Помешала, но я и хотела, чтобы мне помешали. Всегда терпеть не могла писать письма, а тут столько их пришло, и я просто обязана постараться всем ответить. Забавно, я всегда считала, что эти письма с соболезнованиями — простая дань вежливости, и писала их потому, что так положено. Я не понимала, как много они значат. А теперь перечитываю их снова и снова, и даже самые банальные соболезнования наполняют меня гордостью и греют душу. И знаешь, что самое удивительное? Все говорят об Эдварде по-разному, как будто каждый ведет речь о каком-то своем Эдварде. Кто-то говорит о его доброте и душевной щедрости, кто-то вспоминает какой-нибудь забавный случай, кто-то рассказывает о том, как он проявил особенную чуткость, или всех развеселил, или просто был очень мил. А Эдгар получил очень трогательное письмо от командира Эдварда. Вот бедняга, представь только — ему приходится писать безутешным родителям, всякий раз ломая голову над тем, что сказать.

— И что он написал об Эдварде?

— Каким молодцом он показал себя во Франции и потом в Кенте. Как он никогда не падал духом и не терял чувства юмора, как любили и уважали его товарищи. По его словам, Эдвард под конец был очень измотан — слишком много приходилось делать боевых вылетов, но он ни разу не показал своей усталости, ничто не могло его сломить.

— Полковника такие слова не могли оставить равнодушным.

— Да. Он носит это письмо у себя в бумажнике. Наверно, так и не расстанется с ним до своего смертного часа.

— Как он?

— Не может прийти в себя. Но, как и все мы, старается не показывать вида. Вот тебе еще одна странность. Каждый из нас: Эдгар, Афина, даже малышка Лавди — все нашли для себя в чем-то утешение, открыли какие-то внутренние ресурсы, о существовании которых раньше никто и не подозревал. Афина, естественно, занята своей малюткой. Такая чудная! А Лавди каждое утро встает все раньше и раньше и спешит на работу в Лиджи. Забавно, по-моему, она в общении с миссис Мадж черпает какие-то моральные силы. Видно, когда нам приходится поддерживать других, то и самим становится легче. А я все думаю о Бидди, о том, каково ей было, когда у нее погиб Нед. Ужасно, что у нее больше нет детей, что ей не на кого больше тратить материнское чувство. Как она, должно быть, все это время страдала от одиночества! Несмотря даже на то, что ты была рядом. Наверно, ты ей жизнь спасла.

— Бидди велела передать: если вы не против, она придет вас проведать, но ей не хочется навязываться.

— Скажи ей, пусть приходит когда угодно, в любой день. Я только рада буду поговорить… Тебе не кажется, что Нед и Эдвард сейчас где-то вместе и отлично проводят время?

— Не знаю, Диана.

— Какую глупость сморозила! Просто пришло в голову. — Она отвернулась и стала опять глядеть в окно, на дождь. — Когда ты пришла, я как раз пыталась вспомнить одно стихотворение, которое всегда читают одиннадцатого ноября, в день памяти погибших в Первой мировой войне. Но на стихи у меня всегда была плохая память. — Она помолчала, потом снова повернулась к Джудит с улыбкой на губах. — Что-то о вечной молодости. О нестарении.

Джудит моментально поняла, что она имеет в виду, но строки эти настолько будоражили чувства, что она не была уверена, сможет ли произнести их вслух и не расплакаться.