Алексей Леснянский - Гамлеты в портянках

— Хороший ты мужик, сержант, а тебе это даже сказать нельзя, расценишь как подлизывание… и справедливо, и вообще слова иногда только всё испакостят, — тепло подумал Герц, а вслух роботом: «Разрешите идти?»

— Бегом марш!

Герц прошёл в расположении. Подойдя к Павлушкину, осмотрелся. Посторонних глаз не было, и он поправил одеяло на товарище.

— У-у, раскидал клешни, — с теплом подумал Герц о друге. — Мамку, что ли, во мне увидел, поправляй тебе. Задачу я выполнил. Кузельцов думает, что он разговором рулил. Ни фига — я рычажки дёргал. Он хоть и танк добрый, да и я танкист старый. Снаряды в молоко расстреляны, выхолостил я его. Где надавил, где прогнулся, как дипломат. Прикинь, он всерьёз думает, что распознал меня. Пусть думает. Я сам-то себя не знаю. Я бы даже обрадовался, если бы он меня раскусил, прояснил бы меня. Но чтоб чётко: где плох, где хорош, где силён, где слаб. Даже если бы я совсем чудовищем вышел, то только спасибо бы ему сказал. Мне плацдарм моей души нужен, чтоб с него наступление развивать. Тут у тебя, Герц, пехоты два батальона, тут у тебя понтона нет, здесь пять новых гаубиц без обслуги, там санбат по последнему слову медицины, там бреши, там дезертиры, там перебежчики. Но не вышло у него. В конце, Павлуха, получил я, короче, по харе. Как оказалось — к лучшему. Сначала умственно, потом физически его погонял. Ништяк, дурь вышла. Из обоих. Спите спокойно.

Семёнов и Календарёв никак не хотели верить Герцу, что им разрешли поспать. Александр кое-как заставил парней раздеться и лечь. Парни улеглись по стойке «смирно», вцепившись руками в края простыни возле подбородка. Их глаза были выпучены. Если они и хотели спать, то сейчас явно перехотели. Чтобы не разбудить Павлушкина и Куулара, Герц тихо уговаривал Семёнова и Календарёва, как воспитатель детсада:

— Спите. Ну, спите же.

— А почему мы? — приподняв голову, испуганно спросил Календарёв. — Саня, скажи ему, что мы ничё не накосячили вроде.

— Сань, скажи — а, — присоединился Семёнов. — Ты с ним хорошо живёшь.

— Да вы чё, пацаны, — произнёс Герц. — Ровно всё. Я вам говорю — ровно. Вы вместо нас с ним отбиваетесь, так он мне в курилке сказал. Никакого подвоха.

— А можно мы не будем? — попросил Календарёв. — Можно не будем, — а?

— Нельзя! — отрезал Герц. — Раздраконите его.

— Тогда мы просто с закрытыми глазами полежим, — зашептал Семёнов.

— Без палева, — прибавил Календарёв и зажмурился.

— Как знаете, — вздохнул Герц. — Вижу, фляга у вас конкретно свистит, как дети малые.

Расстроенный Герц прошёл в бытовку, опёрся на подоконник и стал смотреть в окно.

На плацу по нарисованному квадрату маршировал проштрафившийся «обоз». Перед выходом на улицу с солдат были сняты бушлаты, ремни и портянки.

— До ночи теперь будут, а потом, как обычно, оборона батальона, окапывание, огня не разводить, светомаскировка, — подумал он и произнёс вслух: «Зато всегда судьбой управляете. Удачи вам, пацаны».

Глава 13

Началось…

— Куулар, подъём, — тихо сказал Герц и затряс товарища за ногу. — Павлуха, подъём! Семёнов! Календарёв! — сказал он уже громко.

— Уже? — заворочавшись, пробубнил Павлушкин с недовольством.

Семёнов и Календарёв сладко потягивались. Их лица были опухшими.

— Всё-таки уснули, черти, — радостно подумал Герц и ответил Павлушкину: «Давай поглупей вопрос, а то чё-то умные задаёшь».

— С какой стати там и сям? — не разочаровал Павлушкин, рывком сел на кровать и быстрыми движениями вверх-вниз стал растирать лицо ладонями.

— А эти суициды чё тут делали? — начав одеваться, спросил Куулар у Герца, мотнув головой в сторону Семёнова и Календарёва.

— Отрабатывали нахождение в засаде, — ответил Герц. — Учились лежать тихо и смирно.

— Спали, — перевёл Павлушкин. — А ещё тренировались подражать звукам коней, тоже для разведки полезно… Чую, замутил ты тут, Герц.

— Время? — спросил Куулар.

— Деньги, — ответил Герц. — 18:06. Через девять минут принимаем казарму, так что — в темпе.

— Кузельцов как? — задал вопрос Павлушкин.

— До отбоя — шёлковый, — пообещал Герц.

— Не густо, — попенял Павлушкин, но закончил жизнеутверждающе: «По хрену гололёд. Зато время быстрее полетит».

В начале приёма дежурства свежие Павлушкин, Герц и Куулар сразу обрушились на уставшую предыдущую смену, не давая ей опомниться. Они всегда взводились до предела перед тем, как заступить в наряд по батарее. Весёлые и злые, они шныряли по расположению и придирались к каждой мелочи, готовые растерзать дневальных-предшественников, если те откажутся устранить какой-нибудь недочёт. Все трое машинально заломили шапки и затянули ремни на кителях так, что набирать воздух в лёгкие они могли теперь только небольшими порциями, а выдыхать — половинками этих порций.