— Молодцом, Буян, — В противовес похвале от комбата последовал удар ногой в голень, и солдат, вскрикнув, с разворотом полетел на плац с перекошенным от боли лицом, умудрившись в падении подмигнуть товарищам, что, мол, сейчас больше играю, так как вскользь пришлось и вообще батя, кажется, не всё знает. — А по-другому с тобой никак, потому что ты, один хрен, урод. Ты поклялся мне, что больше ни капли, а вчера ночью три обожратых в хлам архаровца во главе с тобой сожгли американский флаг в защиту США на крыше третьего батальона! Недоумок! США — это Соединённые Штаты Америки! Это как если бы ты вырвал из груди сердце в защиту тела!
«Обозники» тяжко вздохнули, но это было одно лишь притворство.
— Хороший ты мужик, батя, — подумали они, — но в международной политике не шаришь. Если пьяный Буян, посмотрев новости, говорит, что американцев пора спасать от самих себя, значит, так оно и есть, потому как Буян — политик от Бога. Он добыл ОЗК для «махры», а в этом деле без политики никак.
— А потом, значит, свесили ноги с крыши и ну беседовать с Полярной-то звездой, — продолжил комбат и всплеснул руками. — Ба-а-а, а она им прямо отвечает, подмигивает. Недоноски! Благодарите Бога, что дежурного по части это позабавило, иначе — труба! Говорили-говорили, изливались-изливались, в любви звезде объяснялись, а потом безобидное светило чем-то даунам не угодило, и они начали его матом крыть, прицельно харкаться в небо. Дежурный утверждал, что били не без прямой наводки, только харчки вместо космоса всё как-то к земле прибивало. Для того, наверное, и костерили, чтобы потом со слезами на глазах прощение у звёздочки просить. Ведь было же, вашу мать?! И прекрасной-то стала звезда распрекрасной, и полярной-то располярной.
— Так звезда-то по всему маршальская, а может, и больше, — ляпнул замкомвзвод по прозвищу Мурзилка, единственный сержант в «хозбанде».
Мурзилка был инфантильным, добродушным и не в меру словоохотливым солдатом. Язык редко доводил его до Киева, бросая на произвол судьбы где-то на границе Украины и России.
— Тогда держи привет от маршала Господа-Бога, — спокойно произнёс комбат и с размаху опустил на шею Мурзилки ладонь, в которой баскетбольный мяч казался теннисным шариком. — Что передать Всевышнему, сынок?
— Откат нормальный, тащ полковник!
— Смирно! — скомандовал Джалилов, и подбородки солдат одновременно взметнулись к небу. — Я ещё не закончил. Думаете, что комбат не в курсе? Кто из вашего тупорылого стада подогнал на КПП три проститутки для «духа» из автороты? Ты, Зыря? Или ты, Зидан? Нет, у вас мозгов бы не хватило. Тут почерк Юры Питерского, нашего интеллигента с Помойки.
— Мойки, товарищ подполковник, — вежливо поправил Юрик.
— Ах, с Мойки… Вон оно как… Тогда держи привет от твоего земляка Сан Сергеича Пушкина из соседнего подъезда.
— Товарищ подполковник, Вам, наверное, ещё не всё доложили. — В глазах Юрика плеснулась печаль, губы его дрогнули. — Товарищ подполковник, не могу знать, как и сказать.
— Что опять, дебил?
— Совсем недавно… по геологическим меркам полсекунды назад великий поэт погиб в локальном конфликте с Дантесом, — с бесстрастным выражением лица взошёл Юрик на эшафот, ликуя в душе, что сегодня его гильотинируют не тупо, как обычно, а с уважением за предсмертный юмор, как Дантона.
— Пушкин жил! — Затрещина. — Пушкин жив! — Затрещина. — Пушкин будет жить! — Затрещина. — Что нацарапать поэту в ответ, сынок?
— Откат нормальный, товарищ подполковник. А ещё напишите, что весь он не умер, что душа в заветной лире его прах пережила и тленья убежала… Только у нас не подъезды. Парадные у нас.
— У вас подъезды, ублюдок!.. Петербург — Ленинград! — Затрещина. — Парадная — подъезд! — Затрещина. — Дайте три булки — дайте три хлеба, продавец! — Затрещина. — Доволен?!! — крикнул комбат что есть силы, и «обозники», чтобы не оглохнуть, предусмотрительно открыли рты, как это делают артиллеристы во время выстрела из пушки. — Парнишка недавно призвался, а они ему — развратных девок на золотом блюде с голубым кантом!
— Так у парнишки с женщиной ни разу, — заметил медлительный и с виду такой смирный солдат по прозвищу Колобок, от которого мудрый народ всегда предостерегает другой народ известной поговоркой: «В тихом омуте черти водятся».
— И что с того?! — рассвирепел комбат. — Не в ту степь вы сердобольность направили! Три проститутки!
Глухое ворчание в шеренгах:
— Говорили Юрику, что одной по-за глаза бы хватило… Ну максимум две… Да, две ещё куда не шло… А он давай три, давай три…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу