Татьяна Харитонова - Цена одиночества

— Што ты такое гаворыш! Хто?

— Тужурка, это за мной.

— На чердак! Хутка. Вось там за занавеской лестница. Полезай, укрыйся там. — засеменила к двери, приговаривая:

— Тужурка, якая тужурка… Хто там на ночь глядя? Я сплю ужо!

Лера птицей взметнулась на чердак. Присела возле старого сундука, обхватила голову руками. У нее все дрожало от страха, даже зубы стучали так громко, что она зажала рукой челюсти.

— Господи, помоги.

А внизу тем временем стук становился всё громче и настойчивей.

— Открывай, Фотинья!

— Да чаго ж от вас покоя сення нема. С утра воюете! Ноч на дварэ. Я сплю уже! — открыла дверь. — Куры дерутся, к гостям, а у меня петуха порешили. Это-то к чаму?

В кухню вошли трое.

Тот, что в тужурке, заорал:

— Где гость твой?

— Набралось гасцей са усех валасцей.

— Хватит! Отвечай, коли спрашиваю!

— Спрос в карман не лезет и карман не трёт! Адказваю — нема гостя. Ушёл. Митяй бачыу.

Митяй сделал шаг вперёд, почесал затылок.

— И что, не возвращался?

— Нет. Зря баню топили. Не пришел ваш уполномоченный. Баня-то ещё не остыла. Можа, хоть вы помыетесь? Блошка банюшку топила, вошка парилася, с полка ударилася.

— Иди ты со своей баней! Митяй, правду она говорит?

— Так да. Я когда воду носил, он и ушёл. Приказал мне со двора ни шагу, пока воды не наношу. А сам пошёл.

— Как он выглядел?

— Так матрос, кортик настоящий. Только говорил странно, словно и не матрос вообще, на студента похож, руки не рабочие.

Лера сжалась в комочек:

— Марк, точно Марк! Зачем он пошёл за мной! Господи! Где же он? — Коленка её уперлась в металлический уголок. Она прикоснулась пальцами к холодному металлу и поняла — икона. Та, что Фотинья вынесла из церкви. Приблизила лицо, пытаясь рассмотреть. На чердаке было темно. Тоненькая полоска света попадала через щёлочку в дверце, да из маленького оконца падал лунный свет. Лера свернулась калачиком у иконы, прикоснулась ладонями к теплой доске, словно почувствовала теплую ладонь Богородицы:

— Богородица, родная, я не умею молиться, совсем не умею, прости меня, прости. Я не знаю, что со мной. Знаю только, что нельзя так жить, как жила, тупо, бездумно. Прости меня, прости. Если мне удастся вернуться, я попытаюсь всё изменить. Я буду просить Тебя о помощи, не оставляй меня, пожалуйста!

Лера прислушалась к голосам, долетающим снизу. Снова громкий голос:

— Так, старуха! Отвечать быстро и чётко. Где церковная утварь, иконы, оклады и вся остальное?

— Иконы люди разобрали. Про остальное не ведаю.

— Были оклады дорогие, серебро. Где?

— Так на иконах.

— Завтра утром всё сдать. Все снести в сельсовет. За укрывательство — смерть. Я жду до утра. Если не принесёте, попа вашего расстреляем прямо у церкви. И похоронить не дадим! Сама иконы из храма забирала?

— Где мне, немощной, донести. Не сдюжила… По грехам моим разве можно милость такую? И не мечтаю.. — Фотинья упала на колени, обхватила ноги Тужурки, взмолилась:

— Сынок! Тебя же мать рожала в муках, опомнись, что вы робите? Навошта вам церкви разорять? Навошта батюшку нашаго мучать? Што ён вам дрэннага [55] Дрэннага — плохого (бел.) зрабиу? Что в этом плохого, что люди вераць? Всю жизнь народ на вере трымауся, верой мацавауся [56] На вере трымауся, верой мацавауся — На вере держался, верой укреплялся (бел.) . Всех ворогов правдой Божией побеждали.

Уполномоченный отпихнул старушку, в глазах его метнулось пламя нечеловеческой злобы:

— Замолкни, тварь! — пнул сапогом. — народ крепчал! Нет твоей России! Нет и никогда не будет!! Не вернётся!!! Уничтожим! Размажем!!! Сотрём! — Голова его забилась в конвульсиях, на губах выступила пена, рука вытащила наган. Раздался выстрел.

Митяй испуганно попятился к двери, Петруха перекрестился.

— Всех порешу! Всех тварей, кто либеральничать будет с поповским отродьем! Попа завтра к стенке, если золота не вернут! Я всё сказал!!! Раздались гулкие шаги, хлопнула дверь. Стало тихо. Лера почти в беспамятстве сжала виски и, покачиваясь, зашептала:

— К кому возопию, Владычице? К кому прибегну в горести моей, аще не к Тебе, Царице Небесная? Кто плач мой и воздыхание мое приимет, аще не Ты, Пренепорочная, надеждо христиан и прибежище нам, грешным? Кто паче Тебе в напастех защитит? Услыши убо стенание мое и приклони ухо Твое ко мне, Владычице Мати Бога моего, и не презри мене, требующаго Твоея помощи, и не отрини мене, грешнаго. Вразуми и научи мя, Царице Небесная; не отступи от мене, раба Твоего, Владычице, за роптание мое, но буди мне Мати и Заступница…