Мариан Фредрикссон - Анна, Ханна и Юханна

То же самое, но, пожалуй, в еще большей степени, относится к войне. Я никогда не думала, что она наложит такой неизгладимый отпечаток на мое детство, какой страх вызвало у меня ее начало. Я помню того немецкого летчика, горевшего над нами в воздухе, помню, как приезжал и уезжал папа. Он был одет в солдатскую форму и говорил о зле. Никогда не забуду я и иностранные журналы, которые я покупала на деньги, оставленные мне Рагнаром.

Но есть вещи, которых ты не видела и не хотела видеть. Они касаются твоих братьев. Ты смотришь на них как на гнусных свиней. Чувствуется твоя потребность в мести, когда ты рассказываешь об их пьянстве, о чистке их грязных ботинок и об их сексуальном бахвальстве. Это было тяжелым испытанием для красивой, умной и одаренной девочки, безусловной любимицы отца.

Я знаю это, потому что дядя Август однажды сказал мне: «Она была папиной куколкой, ради нее он был готов на все. Нас он просто не замечал». Ты можешь возразить, что ими интересовалась мать. Но я не думаю, что этот интерес многого стоил.

Отчасти потому, что после переезда в город она превратилась в живой анахронизм, в необразованную деревенскую женщину. К тому же ее забота душила твоих братьев.

Я не знаю, права ли я, просто я ощупью пытаюсь продраться сквозь джунгли предрассудков и психологических банальностей. Сегодня под утро мне приснился поезд. Я была одна в вагоне. Поезд стоял на каком-то боковом пути. Его прицепили не к тому паровозу. Обо мне забыли. Но здесь не было ничего тайного, ничего внушающего тревогу. Напротив, у меня было время подумать.

Мне пришло в голову, что, наверное, есть и главный путь, на который мы не попали.

Этот путь — любовь.

Наверное, мы обе — ты и я — пленницы любви.

Я вдруг вспомнила одно событие, происшедшее несколько лет назад, когда ты уже путалась, но была еще здесь, с нами. Ты еще могла говорить и радовалась, узнавая меня, когда я приходила навестить тебя. Папа тогда заболел, ему предстояла операция. Я тогда жила одна и металась между госпиталем в Сальгренска, где я навещала папу, и больницей, где находилась ты. Каждый день папа говорил мне:

— У тебя нет времени сидеть со мной. Езжай лучше к маме.

Я соглашалась и летела к тебе. Он улыбался и махал мне вслед рукой.

Через несколько недель его выписали домой, я посадила его в машину, и мы вместе поехали к тебе. Тебя везли в столовую в кресле-каталке. Увидев папу, ты взмахнула руками, как собирающаяся взлететь птица крыльями, и закричала:

— Это же ты, наконец! — Ты обернулась к сестре, которая тебя везла, и сказала: — Вот увидишь, теперь я скоро поправлюсь.

Я ощутила укол ревности.

Почему мужчины делают все, что в их силах, чтобы их было трудно любить?

И еще одна мысль: я уже писала, что я злее тебя. Но, как ни странно, я никогда не злюсь на Рикарда. У тебя же все было наоборот, вся твоя агрессивность была направлена на Арне. Была ли причина в том, что тебе не повезло с ним в сексе? Что ваша любовь не нашла выхода?

Чего я хотела, проследив путь трех женщин? Найти свой дом и вернуться туда?

В таком случае я потерпела неудачу. Никакого дома я не нашла. Может быть, его вообще невозможно найти, во всяком случае, на том пути, какой избрала я. Все оказалось намного сложнее, противоречивее, крупнее и темнее, чем может представить себе ребенок.

Я даже не знаю, удалось ли мне лучше в чем-то разобраться. Но я все же многому научилась и не стану, как ты, мама, проклинать себя и складывать руки, когда на моих глазах какая-то истина начнет раскалываться на тысячи разных истин».

Анна уже заканчивала письмо, когда раздался телефонный звонок. Она удивленно посмотрела на часы. Ровно семь. Кто это звонит в такую рань, да еще в воскресенье?

Страх появился, когда она протянула руку к трубке. Поэтому Анна нисколько не удивилась, услышав голос добровольной сиделки, которая ухаживала за папой в Гётеборге:

— Мы нашли его в квартире без сознания, вызвали скорую и отвезли в Сальгренска.

Анна оделась, торопливо положила в сумку самое необходимое и позвонила в больницу. Прошло довольно много времени, прежде чем ее соединили с отделением неотложной помощи. Утомленный дежурством врач сказал:

— Инфаркт сердца. Вам лучше приехать прямо сейчас, времени у нас не так много.

Она еще успела позвонить Марии: «Ты знаешь, куда я еду».

Анна схватила такси, приехала в Арланду, взяла билет на челночный рейс до Гётеборга, а там снова села в такси и доехала до Ландветтера.