Olga Koreneva - Интимный портрет дождя или личная жизнь писательницы. Экстремальные мемуары.

— А вон и Горбачев прется! — узнали приятеля алкаши. Нашему щенку он не понравился. Зарычал.

— Ну, ты смотри! — сказал мой Валера, кивнув на «Горбачева». — Ведь похож, а?

Очередь вдруг возмутилась:

— Горбач, сука, куда прешь, скотина? Встань за собакой! Двойник президента попытался сунуть свою банку вперед всех.

Подошел мой благоверный, хохотнул и сказал:

— Видел я в метро двойника Лужкова, газетами он торговал. Паршивый такой, неопохмеленный, воняло от него как от помойки.

Моя дочь почесала бровь и глубокомысленно сказал:

— Много похожих людей, если приглядеться.

Я заметила, что она сильно осунулась и побледнела. От этого особенно выделялись на узком лице темные изогнутые вверх брови, а серые глаза казались огромными и яркими от синевы под ними. Малого роста, она смахивала на первоклашку. Какой-то молодой алкаш засмотрелся на нее, она отвернулась и спряталась за мою спину.

Ну и устроила я приключеньице. Жили себе и жили, да вот вздумалось мне замуж выйти. И получила. Наш уютный девичий быт взорван. Нам навязывают другой стиль жизни, с бессонными ночами, когда является, словно Каменный гость, ошалевший от пьянки муж, вытряхивает нас из постелей и устраивает нам «фейерверк»...

Что получилось? У всех нас сдают нервы, все перегрызлись. Дочь пропускает школу. Муж кричит: «Сдай ее в детский дом!» Я кричу: «Всех вас сдам в детский дом, доконали, сволочи!» Дочь получает пинки то от мужа, то от меня. У нее — нервные срывы, ночные страхи.

Зато у нас бывают праздники, когда Валера приносит с базара всякую вкуснятину и мы роскошно пируем, объедаясь до расстройства желудков...

Ну, пьет, что ж теперь, кричать что ли? Все пьют. У нас на Руси так принято, похмелье в крови у наших мужчин.

Людмилу вот жалко, мучается. Но тетя Зина заберет ее к себе в Тверь. Это — единственное спасенье...

Валера закрутил крышку на канистре с пивом, и мы двинулись обратно. «Горбачев» уже валялся между газоном и помойкой, об него терлась бесхозная кошка. Рядом аккуратно стояла консервная банка с остатками разбавленной пивом водки.

— Это Райка, — кивнул на кошку Валера. — Ишь как об Мишку трется, стерва.

Мы возвращались через парк мимо Троицкого храма — он был все еще в строительных «лесах». Сегодня службы не было. Мужчины в спецовках размешивали цемент и таскали кирпичи. Мы проходили мимо того места, где Валерий впервые назвал меня Княжной Великой. Я вспомнила, какой это был прекрасный день, потрясающе пахло листьями и травой, удивительно легко дышалось! Люблю лето! Это было вскоре после нашего знакомства, давно, давно… Такой был чудный день… Мы, помню, бродили и болтали до вечера, а потом я пригласила Валерия домой на чашечку кофе. Валера удивил меня причудливым мышлением, он нафантазировал и наговорил мне столько, что голова пошла кругом. Он оказался совсем не таким, каким я знала его раньше, в деловой обстановке. Обычно молчаливый, в тот день он журчал как ручей.

Дома я приготовила кофе по-турецки и сварганила яблочный пирог. Он испекся на удивление быстро и удачно. Мне было ужасно приятно, что Валера уплетал его и хвалил мою хозяйственность и кулинарный талант. Был День Поминовения Усопших, и мы помянули коньяком покойную родню и друзей. Я заговорила про отца. Валера заинтересовался и попросил сборник его стихов. Был уже глубокий вечер. Комната, где был книжный шкаф, с утра еще оставалась зашторена. Я вошла в темноту, потянулась к выключателю. И вдруг почувствовала, что там в глубине кто-то есть. Действительно, в ту же минуту я увидела ЭТО в конце комнаты. У окна, спиной ко мне, стоял покойный отец. Он был виден так отчетливо, словно на него наведен прожектор. Он глядел в окно сквозь опущенные шторы.

У меня дыханье перехватило от ужаса. Я прямо глаза вытаращила! И тут же зажмурилась. Когда вновь глянула, призрака не оказалось, но зато заскрипел паркет, будто кто-то прошел рядом, скрипнул стул, меня обдало холодом!..

Я с криком вылетела из комнаты и бросилась к Валере. Он долго не мог успокоить меня. Вместе мы обошли квартиру, везде зажгли свет. Ничего потустороннего на сей раз не обнаружили. Но я боялась оставаться одна. Было уже за полночь. До утра мы просидели на кухне и проговорили, выпили много кофе. Спать не хотелось. Я вдруг подумала, что тень отца явилась специально, чтобы нас сосватать.

К Гамлету являлась тень его отца. А мой, оказывается, тоже не лыком шит. Может, они там сговорились, в ином мире, и теперь вот являются?