Александр Чуманов - Уравнение Бернулли

— Эх, Ритка-Маргаритка, что же ты со мной и с собой наделала! Нет, я бы слова тебе плохого не сказал, если б ты — по любви… Но ты — и с этим ничего не поделаешь — по-скотски…

При этом мать, стоявшая за спиной отца, подмигнула дочери, мол, отец — «в своем репертуаре», пусть скажет все свои любимые слова, а ты делай вид, будто жутко раскаиваешься, но главное-то — все самое страшное позади, так что не робей, прорвемся!

Правда ночью, лежа уже в постели, отец с матерью еще довольно сильно, хотя и шепотом, повздорили, начав с непутевой Ритки, но вскоре перейдя, как говорится, на личности.

— С каждой может случиться, — сказала мать, — возраст такой, время такое.

— Не верю — не с каждой! — резко возразил отец.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что мы нашу дочь неправильно воспитали? Так это ж ты ее баловал да облизывал, ни разу в жизни строго не поговорил…

— Любовью человека не испортишь!

— Кто тебе сказал?

— Сам додумался! Потому что любовь — есть Бог!

— Ну, ты и не до такого еще додумаешься! А в чем же тогда, по-твоему, дело?

— В тебе.

— То есть?

— Ты, если бы в эту эпоху взрослеть довелось, лет в тринадцать в подоле принесла!

— Говори, да не заговаривайся, я тебе, если забыл, девушкой досталась!

— Твое счастье. А то б — убил.

— Жуть, с кем я живу…

— И я…

И застучали босые пятки отца, потом диван заскрипел. И стало тихо. И долго-долго, таясь друг от дружки, никто в квартире не спал. Отец с матерью ворочались на разных постелях, Рита лежала ни жива, ни мертва. И было ей до слез жаль папку, но маму тоже было жаль почти так же сильно…

А потом она уснула. Но сквозь сон слышала, что они снова выясняли отношения, кажется, кто-то из них даже плакал, возможно, и оба. Однако, пойдя под утро в туалет, обнаружила родителей снова в одной постели. Значит, помирились! И Ритка, из-за которой родители чуть вусмерть не расплевались, искренне возликовала. Хотя, разумеется, тихо.

Между тем борщ, пожалуй, дозрел. Рита приподняла крышку кастрюли, посмотрела в последний раз — бурлит, будто вулканическая лава, клокочет и вращает нерастворимые частицы свекольно-красная аппетитная субстанция, выключила газ, опустила на место крышку, принялась прибираться на столе.

И вот уже все на местах: вымыта и повешена на гвоздик разделочная фанерка, нож, обагренный свекольной кровью, — под теплую струю, и ничто больше не напоминает о недавней расправе над безответным овощем, терку — точно так же, отходы всевозможные и очистки — в помойное ведро, влажной тряпицей — по столу…

Однако остался пакет с одной оборванной ручкой, в котором тетя Катя овощи принесла. Рита его чуть было вместе с очистками не смахнула, но вдруг рука остановилась. Сомнение возникло.

А может, у них тут не принято так запросто разбрасываться вещами, которые способны еще сгодиться для каких-нибудь хозяйственных надобностей? И это будет расценено как расточительность. Ведь та же тетя Катя, к примеру, пакет не выкинула, сберегла, и вот он ей пригодился. И не исключено, что теперь следует его ополоснуть, просушить, вернуть законной владелице. И ему опять рано или поздно найдется применение…

Так Рита и сделала — ополоснула и повесила пакет на трубу над плитой. Но, спохватившись, — в процессе нагревания огнем воздуха возникнет, если память не изменяет, конвекция, и пакет обязательно упадет на огонь — перевесила его на полочку для просушки посуды. Это правильно, это рачительно и не противоречит требованиям пожарной безопасности.

Зато вопрос, показавшийся на первый взгляд элементарным — возвращать или не возвращать чертов пакет с оборванной ручкой законной владелице, при более пристальном рассмотрении обернулся неразрешимым парадоксом в духе все той же притчи про Буриданова осла.

Вернешь — скажут: «Да ты чо, соседка, у нас этого добра-а-а!..», а подумают: «Ужас, какая мелочная!»

Не вернешь — ничего не скажут, однако подумают: «К ней — по-человечески, а она даже пакет вернуть не соизволила…»

Нет, если бы соседка была Рите ровней или моложе, подобные идиотские, разумеется, терзания никогда не возникли, но в отношениях со старушками, как подсказывал жизненный опыт, надо держать ухо востро. Потому что для старушек чаще всего — мелочей нет. Однако тот же самый опыт и другое подсказывал: старушки, как и люди любого возраста, бывают разные. И ничей характер нельзя в достаточной степени познать, не наделав прежде больших и малых ошибок…