Гор Видал - Вашингтон, округ Колумбия

— Осторожней! — сказала Диана.

Он разозлился:

— Что «осторожней»?

— Тут повсюду камни, — робко сказала она.

— Ну и что? Мы либо сломаем себе шею, либо не сломаем.

Им попался ручей, приток Рок-Крик. Лошади осторожно ступили на мелководье. Учащенно дыша, взяв в шенкеля бока лошади, Питер ждал: вот-вот она поскользнется, упадет и череп его разлетится на куски. Но его смирный мерин не выказывал ни малейшей склонности к авантюрам. Они благополучно перебрались на тот берег; тут в рощице стояли столики для пикников, они никогда не убирались и выглядели весьма сиротливо в этот декабрьский день.

Питер облегченно вздохнул и вдруг почувствовал себя счастливым.

— Это мы хорошо придумали — отправиться на прогулку верхом.

— Я люблю кататься. Особенно по парку в это время года. Никого нет. — У Дианы недавно появилось отвращение к людским сборищам и к незнакомым людям — незаразная агарофобия, шутила она.

— Да и день такой солнечный! Где-то здесь должен быть дом твоего отца.

Она указала на серо-зеленый холм, густо поросший бурыми деревьями.

— Вон там, наверху. Отец так любит его. Он построил его сам, ты знаешь. Еще до кризиса.

— Как его здоровье? — Для Питера не существовало никаких других домов, кроме Лаврового.

— Физически он в порядке. Никаких последствий удара незаметно.

— А что не в порядке?

Она нахмурилась:

— Мир, наверное. Он от него не в восторге.

— А ты?

— А я и подавно. Но такой уж он есть, приходится в нем жить. Беда только, отец, похоже, больше не верит, что живет…

— Мне кажется, мой отец хочет выдвинуть его кандидатуру на президентских выборах в сорок четвертом году.

— С этим покончено. — Ее голос звучал твердо и убежденно.

— Почему ты так уверена?

— Времена не те. — Она была безжалостна. — Он теперь для людей никто. — Но она умела быть и любящей дочерью. — Он очень добрый, ты знаешь, можно сколько угодно не соглашаться с его политической линией, но у него самые лучшие побуждения.

— Только не говори об этом Билли.

— Билли. — Она произнесла имя мужа как совершенно посторонний человек. Ее щеки разрумянились от свежего воздуха. На лошади, в седле, в брюках для верховой езды она выглядела необычайно цветущей — пожалуй, ни с кем из близких ему людей, за исключением Инид, он не чувствовал себя так легко и свободно. Во-первых, они отлично ладили друг с другом; во-вторых, то, что между ними никогда ничего не было, делало их встречи приятно многообещающими.

— Билли доволен своей работой? — спросил Питер, ожидая услышать отрицательный ответ.

— Да. — Она сказала это как-то чересчур поспешно. — Мы так благодарны твоему отцу.

Проходив год без работы, Билли Торн устроился в «Трибюн» литературным правщиком. Почти одновременно с ним — Питер, бакалавр искусств, начал работать там же в отделе рекламы; ему поручили продавать рекламодателям пустую газетную площадь — пустое дело, в точности соответствовавшее своему названию. Но поскольку он не имел на примете ничего лучшего, а болтаться без работы считалось предосудительным, он продавал пустую площадь и жил на свои доходы. В другое время он уехал бы в Европу, но Европа для туристов больше не существовала — Гитлер проглотил ее почти целиком. Лишь Иберийский полуостров оставался не оккупированным, но и тот ждал своей очереди, как только капитулирует Россия. Немецкая армия находилась в каких-нибудь тридцати милях от Москвы, полный конец Европы был предрешен. Подобно многим американским политическим тузам, отец Питера колебался между отчаянием в связи с бесконечными успехами Гитлера и страхом перед возможностью поражения его армий в России.

— Как тебе кажется, Билли нравится то, что он делает в газете?

Питер ответил, что он редко видится с Билли — это была правда, — «но все считают его способным работником».

— Ну, еще бы!

— И невыносимым.

— Ну, конечно, и это тоже. — В голосе Дианы слышалась не обида, а скорее усталость. Есть женщины, отметил про себя Питер, находящие удовольствие в том, чтобы иметь мужей, которых никто не любит. Но Диана не из таких. Ей хотелось быть женой издателя «Американской мысли», и то, что она вынуждена была довольствоваться столь малым, не вызывало у нее прилива нежных чувств к трудному мужу.

Переезжая шоссе, они увидели две автомашины. В одной из них громко работало радио; пассажиры другой стояли поодаль и слушали. Лошадь Питера шарахнулась от шума. Питер сердито пришпорил ее.