Хотя Гарольд неизменно спрашивал его о Диане (Питер знал, что в Вашингтоне их давно уже считают супругами, которые по тем или иным эксцентрическим соображениям не хотят связывать себя узами традиционного брака), она до сих пор не разговаривала с Гарольдом, и это очень его огорчало, поскольку Гарольд считал, что он не вышел за рамки своей работы, а при такой работе, как он любил говорить, «щепки летят во все стороны». Сам Питер ни разу не говорил на эту тему ни с Гарольдом, ни с Блезом, уже хотя бы потому, что в некотором смысле считал себя не менее виноватым, чем их. Не напиши он своюстатью, Гарольд не набросился бы на сенатора.
Питер принялся за креветок, Гарольд ел индейку. Разговор шел о Маккарти — это был единственный вопрос, по которому их мнения сходились. Оба надеялись, что сенат вынесет ему вотум недоверия.
— Фактически,— сказал Гарольд,— как раз об этом Клей и говорит сейчас по телевидению.
— Он проголосует за недоверие... в конце-то концов? — не удержавшись, спросил Питер.
Ответ Гарольда можно было предугадать.
— Ты не понимаешь, какое давление на него оказывают.
— Как раз это-то я понимаю. Если он хочет, чтобы его выдвинули в вице-президенты, он должен искать поддержки в городах на Севере, в особенности среди ирландцев, ведь они видят в Маккарти избранника божьего, призванного оградить их от цивилизации.
— Клей проголосует завтра против Маккарти,— флегматично ответил Гарольд.
— Значит, это безопасно. Рад это слышать.— Питер съел тарталетку с крабовой начинкой; подливка была слишком пресная, ее следовало сдобрить горчицей.— Скажи мне, как по-твоему, пойдет Эдлай Стивенсон на то, чтобы Клей баллотировался в одной упряжке с ним в пятьдесят шестом году?
— Почему нет? Ему непременно придется взять кого-нибудь вроде Клея для равновесия, какого-нибудь... э-э...
— Реакционера?
— Клей не реакционер, и ты отлично это знаешь.
— В таком случае, как ты определишь политическую линию Клея? Я спрашиваю всерьез. Мне действительно хочется знать.— Хотя, на вкус Питера, тесто было несколько тяжеловатым, он все же съел еще одну тарталетку; на этот раз в подливке он учуял легкий привкус карри.
— Он прагматик. Ему приходится приводить свою линию в соответствие со стоящей перед ним задачей,— последовал быстрый ответ.
Питер воткнул в куриную печенку крохотную серебряную вилочку.
— Выходит, прагматик — это приспособленец?
— А ты считаешь, можно стать президентом и при этом не быть приспособленцем? — Гарольд говорил весело и напористо. Приобретя издательский опыт, Питер заметил, что очень многие из тех, кто, подобно Гарольду, пишет о политике, тянутся к безжалостным, жестоким и самовластным. Это потому, как он однажды причудливо объяснял в одной из своих статей, что писаки, постоянно имея дело с чернилами, жаждут крови.
— Возможно, что нет.— К его досаде, в куриной печенке оказался песок.— Собственно говоря, лицемерие Клея — вот что отталкивает меня больше всего. Читает нравоученьица, а сам повсюду шныряет, везде пролезает...
— Перестань! — Голос Гарольда звучал резко.— Так делают все.
— А мне не нравится, как делают все.
— Тем хуже для тебя.— Гарольд пальцами содрал жир с копченой ветчины.— Потому что изменить мир невозможно.
— Рад это слышать.— За последние годы Гарольд, пожалуй, стал не менее прожорливым, чем сам Питер, и эта схожесть не только не располагала, но даже, пожалуй, еще больше отталкивала их друг от друга.— На мой взгляд, в общем и целом мир устраивает тебя таким, какой он есть. Клей на подъеме. Запад на закате. Чего тебе еще надо? — Гарольд не отвечал и налегал на индейку. Питер принялся за ветчину. Тут к ним присоединились две хорошенькие девушки — они хотели есть. В изысканно игривой манере Гарольд пустился подробно обсуждать китайскую кухню, сопровождая свои слова громким лающим смехом, от которого девушки, насытившись, убежали.
Гарольд сделал вид, будто они ему приглянулись.
— Родственницы Огдена Уотресса. Чертовски симпатичные мордашки, как по-твоему?
— О да,— ответил Питер. Его, как всегда, забавляли натужные усилия Гарольда показать, что он интересуется женским полом.— Но я предпочитаю хорошо поесть, ты это прекрасно знаешь. Признаться, мы оба чуточку напоминаем Юджина Пэлита, помнишь? В том фильме, где он объелся и умер...
— Это было с Гаем Кибби.— На какое-то мгновение в Гарольде проглянуло его прежнее «я», но оно было тут же вытеснено новым.— Странное дело,— продолжал он.— Как-то вечером мы были с Клеем в клубе «Салгрейв», он смотрит в танцевальный зал на девиц и вдруг спрашивает: «Со сколькими из них ты переспал?» «С двумя-тремя»,— отвечаю я ему, а он говорит: «А я переспал со всей этой проклятой оравой!»
Читать дальше