Наталья Кременчук - Смерть на фуршете

— Послушать вас, — сказал Борис, — так получается, что главное не хорошую книгу написать, а засветиться, попасть в какие-то таблоиды, в какие-то списки.

— Увы, — сказал Ласов, — реклама даже в советское время была отчасти двигателем торговли, а теперь это непреложная истина. Пушкин и не подозревал, каким новым смыслом наполнилось сейчас его выражение: «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать».

— Андрей совершенно прав, когда говорит об издательствах, которые после очередного премиального витка начинают нести убытки, — заговорил Караванов. — Хотя я, честно говоря, не очень верю, что кто-то из издателей пролетевших разозлился до того, что незамедлительно заказал счастливого лауреата. А вот в какое-то аффективное убийство вполне верю. И, главное, я не стал бы забывать о самом Игоре Горчаковском.

— Что вы имеете в виду? — насторожился Борис.

— Алиби ему, увы, не требуется, но надо обратить внимание на его, так сказать, творческий путь. Ведь Игорь не сразу стал лицом «Бестера». Раскручивать его начинало совсем другое издательство.

И Воля рассказал историю, в которой, как оказалось, была заплетена не только творческая судьба Горчаковского, но отчасти и его собственная. Если не литературная, то редакторская.

Как множество российских издательств, «Парнас» возник в начале девяностых. Его создателем и бессменным владельцем стал Донат Авессаломович Камельковский, в советское время — директор одной из подмосковных типографий, где печатались книги могучего издательства «Советский писатель». Молодой тогда пенсионер Камельковский, не бедствовавший и при коммунистическом правлении, вдруг открыл, что его давно реализовавшийся талант извлекать максимум личного дохода при минимуме собственных издержек называется менеджер .

В течение нескольких лет, успев до дефолта, он превратил учрежденное им и поначалу хилое агентство, бравшееся за изготовление любой печатной продукции, в крупное издательство, выпускавшее справочники, собрания сочинений, серии детективов и фантастики, любовные романы и молодежные триллеры. Ему удалось оставаться в боевых порядках вплоть до кризиса 2008-го.

Вся литературная Москва знала «Парнас» Камельковского, и, кажется, не было здесь никого, кто хотя бы раз не имел с ним дело. Его улыбку добродушного крокодила из сказок Чуковского, его бережные объятия с неизменной, как бы шутливой присказкой: «Давай-ка я тебя обману!» — на всю жизнь запомнили десятки прозаиков и публицистов, литературных критиков и филологов, историков и театроведов, обозревателей и журналистов-международников, всякого рода литературных поденщиков, которых все чаще, не обращая внимания на предписания толерантности и политкорректности, зовут литературными неграми …

По словам Воли выходило, что этот организатор литературного процесса брал тем, что сразу со всеми заключал договор под пристойное роялти, давал аванс, хотя и микроскопический, но незамедлительно, книгу выпускал, тут же вместе с авторскими экземплярами вручал лицензиару (Камельковский любил юридически обездвиживающие словечки) базовый гонорар, столь же сиротский, но уже под будущие продажи… и на этом… На этом финансовые отношения между Камельковским и автором под разными предлогами и по множеству оснований заканчивались навсегда.

Эта бесстыдная скупость удивительным образом сочеталась с неукротимым сластолюбием Камельковского. Хотя здесь он тоже нашел наивыгоднейший вариант: его джунгли страсти всегда совпадали с местом работы. Прежде это были типографские, а затем издательские работницы, подпавшие под его начало.

Рассказ Воли был живописен, со многими подробностями.

Оживленно вставлял реплики Трешнев, и Ласов тоже вспомнил забавные факты вулканической деятельности Камельковского. Правда, Ксения никак не могла взять в толк, какое отношение имеет эта предыстория к убийству Горчаковского, но благоразумно помалкивала.

Разумеется, были у Доната Авессаломовича не только успехи, но и провалы. Главным его успехом была встреча с юристом Карлом Тихорецким, в семидесятые годы покинувшим СССР, но, когда стало можно, навестившим историческую родину, чтобы повидаться с детьми от первой и второй жен. На чужбине бывший работник прокуратуры и адвокатуры предавался писанию мемуаров о своей многообразной правоохранительной деятельности, а потом и детективов. Наблюдая за событиями в новой России, понял, что его сочинения могут найти применение. Притащил чемодан своей тогда еще машинописи к Камельковскому, знакомому ему по каким-то хозяйственно-уголовным делам советского времени.