Александр Шленский - Подозрительная труба, Логика и Пунтиллятор Шмульдерсона

– По-моему, все вполне понятно. Это общее называется " предметность ", – ответил я, чрезвычайно довольный собой за ум и находчивость.

На симпатичной морде ослика появилось кислое и угрюмое выражение. Ослик нахмурился:

– Вы думаете, что нашли чрезвычайно остроумный выход из положения? Ну тогда пожалуйста, будьте добры, продемонстрируйте мне эту предметность так, чтобы я ясно видел ее так, как я вижу, скажем, цвет. И постарайтесь мне доходчиво объяснить, почему эта предметность проявляется в одних случаях в виде «шкафости», а в других случаях – в виде «велосипедости». Но этот вопрос, я думаю, покажется Вам слишком сложным . Я задам Вам гораздо более простой вопрос: чем отличается шкаф от велосипеда ?

– Понятное дело – тем, что в шкафу хранят вещи, а на велосипеде ездят или катаются, – ответил Валера.

– Похоже, Вы плохо расслышали вопрос, – строго сказал ослик. – Вы мне ответили на два вопроса : «Зачем нужен шкаф?» и «Зачем нужен велосипед». Но на мой вопрос вы ответить даже и не подумали .

– Ну тогда, наверное, формой, – сказал я.

– А что такое форма ? – не сдавался ослик.

– Ну, форма – это то самое первое и основное качество, которым проявляет себя предметность , – сказал я. – И вообще, что такое форма – это гораздо легче показать, чем объяснить.

– Вот-вот! – ехидно подхватил ослик. – Это именно то, что я и утверждал. Форма – это такая скверная вещь, что каждый думает, что он то уж точно знает, что такое форма, а на самом деле все только тем всю жизнь и спасаются , что показывают ее друг другу , и поэтому никто до сих пор ничего не знает . Изобрели слово «остенсивность» и закрыли проблему, как всегда. А именно эта проблема и является причиной чрезвычайно печального явления, которое я называю " логический чвяк ".

– А что значит «логический чвяк»? – поинтересовался я.

– А вот то самое, что мы говорим о строгости и точности логических законов, пока дело касается логических высказываний . Но как только от высказываний мы переходим к настоящим вещам , вот тут и начинаются большие неприятности . Логика рассуждает о не вещах, а о словах, обозначающих вещи. А поскольку никто не может сказать, что делает вещь этой самой вещью, а не чем-то другим , или даже вообще ничем , то возникает путаница между словами и вещами, и эта путаница ужасно путает всю логику. Ведь если мы не знаем, что делает вещи ими самими, то мы никогда не можем быть уверены, что выполняется закон тождества . А без него логика – это уже не логика , а всего лишь часть математики . Впрочем, я прошу прощения, Вас это не должно беспокоить. Все равно логики, как таковой, на белом свете не существует.

– Как это не существует? – возмутился Валера. – Каждый пользуется логикой до той или иной степени, а Вы говорите, что она не существует .

– В том то все и дело, молодой человек, что никто не может определить, до какой степени ей можно пользоваться. А самое печальное состоит в том, что этого просто нельзя определить в принципе . Но и это еще не самое печальное. Самое печальное – это то, что когда мы рассуждаем о том, что , как и почему в мире происходит , то в этом присутствует логика, хотя только до определенной степени . Но как только мы делаем попытку понять, кому и зачем все это надо , вот тут и выясняется, что логики, как таковой, на белом свете не существует.

– Кому и зачем надо что ? – спросил я.

Ослик обвел окружающий его мир невыразимо грустным взглядом и ответил, пожалуй больше самому себе:

– Если бы я только знал что , я может быть, в один прекрасный день понял бы, кому и зачем это надо …

Мы помолчали. Валера глубоко вздохнул. Ослик грустно покачивал головой.

– Извините, уважаемый ослик, а как Вас зовут? – спросил я.

– Буридан, к вашим услугам. Но если Вам не нравится это имя, Вы можете звать меня Абеляр или Джон Гоббс или Фрэнсис Бэкон, я нисколько не обижусь.

– А какое из этих имен – ваше настоящее имя? – полюбопытствовал я.

– А что вы подразумеваете под словом «настоящее»? – ответил вопросом на вопрос наш длинноухий собеседник.

– Ну то имя, которое действительно Ваше, – решил мне помочь Валера.

Ослик повернулся к Валере и внимательно глянул ему в лицо:

– Дело в том, что если кто-то откликается на произнесенное имя, или если Вы назвали кому-то чье-то имя, и тот, кому Вы его назвали, знает, кому оно принадлежит , то это имя вполне действительно . Непонятно только, почему Вы считаете, что действительное имя может быть только одно .