Я в ужасе посмотрел на руки. Они были чистые. Единичные бляшки — ерунда. Не надо нервничать. Единичные бляшки могут сохраниться навсегда и не распространяться.
Про псориаз я узнал еще в школе. Мой товарищ показал однажды свои локти и рассказал про какого-то старика, который здорово лечит псориаз осадком дыма горящей газеты. Я это запомнил потому, что, во-первых, детская память охотно и легко загружается всяким бредом, и потом меня поразила изощренность людская, додумавшаяся до такого странного лечения.
А потом много лет я не слыхал про эту болезнь. Уже в институте у меня был сокурсник, который каждый раз покрывался псориатическими бляшками, когда наступала экзаменационная сессия. Потом я видел этих больных, когда мы проходили кожные болезни. А теперь и у меня одна псориатическая бляшка.
Я, помню, рассматривал эту свою псориатическую бляшку и раздумывал, к чему она приведет меня. Пораздумав, я успокоился, потому что хоть псориаз и кожная болезнь, но вполне благородная и даже связана с нервными переживаниями, а на опасных местах у меня нет ничего, и главное, у меня нет ничего на руках, значит, ничто не угрожает моей профессии, а дело — превыше всего.
Через несколько дней у меня произошло непредвиденное на работе. Большую операцию, которую я делал первый раз в жизни, начальник почему-то назначил на понедельник тринадцатого числа. Я пошел к нему.
— Перенесите, пожалуйста, операцию Филиппова.
— Почему?
— Понедельник. Тринадцатое.
Начальник посмотрел на сидевших у него своих ближайших помощников и начал:
— Знаешь ли, дорогой мой, мы не можем ради блажи и чьего-то идиотизма нарушать общий порядок. Я был во многих странах, видел отделения крупнейших хирургов мира, но я нигде не видел, чтобы считались с подобной ерундой. Можно пойти многому навстречу, но нельзя ломать заведенный порядок. Операционное расписание — это святая святых нашего порядка, и путать его я не позволю. Я готов идти навстречу разным прихотям моих помощников, но все в меру. Я понимаю, если б ты сказал, что у тебя в этот день что-то, что заставляет тебя торопиться, например важное любовное свидание или день рождения. Но попустительствовать подобной ерунде — нет, этого не будет. Первое, с чем мы должны бороться в нашей больнице, это с ерундой и нарушениями заведенного порядка. Самое главное, чего мы должны добиться — это неукоснительное соблюдение порядка... — Он говорил, говорил, говорил... и закончил: — … состоится в назначенный день, и оперировать будешь ты.
Все молчали, и я молчал.
День операции приближался. Я не волновался. Я не доставал. В понедельник тринадцатого крови не было. Во вторник четырнадцатого ее привезли. Во вторник четырнадцатого я и делал эту операцию.
— Ты что ж думаешь, я дурак? Я не понимаю, что ты нарочно все это сделал? Нарушил расписание операций на всю неделю. Я никому не позволю нарушать мой порядок. Я могу и сам справиться с тобой, но я не хочу, и пусть это решает собрание. И дело не в собрании, я хозяин здесь, и окончательно я буду все решать, как и что с тобой делать, но сначала пусть тебя покатают на собраниях. Интересно, что будешь ты говорить? О суевериях, да? Я на всю больницу подыму тебя на смех. И не думай, пожалуйста, что я сам не могу справиться. Я и не могу, да и не хочу тебя выгонять, но глумиться над моим порядком не позволю.
А потом, я помню, было собрание, посвященное трудовой дисциплине, и выступили все по велению сердца и шефа и поносили меня за недостойное врача суеверие, сломавшее порядок операционного расписания.
А потом выволокли меня на трибуну и стали требовать объяснений. А начальник сидел, посмеивался и подмигивал мне и шептал даже, что он мне покажет пользу порядка, и я знал, что после меня выступит он и, что бы я ни сказал, он все с блеском опровергнет, потому что говорить он умел и любил.
И я стал говорить, что не понимаю, о каких суевериях они говорят, просто не было нужной крови в достаточном количестве, и что я также осуждаю суеверие у советского врача и даже у английского или немецкого врача. Я осудил суеверия. Я сказал, что мы должны бороться с суевериями, которые чаще всего бывают у профессий, связанных со стихиями и смертями, например у моряков, летчиков, шахтеров и хирургов, и их, суеверий, значительно меньше у инженеров, учителей, и что, где бы ни появились суеверия, мы, советские люди, должны бороться против них, должны искать пути разумной борьбы со стихиями и смертями, что я тоже против всяких суеверий, но человеческая жизнь мне дороже.
Читать дальше