Юлий Крелин - Переливание сил

«Заведующему хирургическим отделением от больного Кузина. Заявление. Прошу создать мне нормальные условия лечения (ограничить от шума в палате ночью, стука об стенку, звона посуды и физических прикасаний во время сна, производимых одним больным, и т. д.). Испытав неоднократные воздействия в течение ночи и последующего дня, у меня стали трястись руки и все члены тела, появилась бессонница и видения. Прошу отделить меня от указанного больного в любом месте вашей поликлиники. В случае невозможности отпустить домой».

«Что за бред!» — подумал Борис Дмитриевич и в коридоре на ходу спросил у постовой сестры:

— Кузин в порядке? Психоза нет?

— Он-то в порядке. У соседа, у Кошкина, психоз.

— Ну ладно тогда. Следишь?

— Конечно.

— Ну, я побежал в реанимацию.

— К Удальцову?

— Угу, — уже издалека буркнул Борис Дмитриевич.

Все дежурные врачи находятся в реанимации. По очереди подходят к Удальцову, считают пульс, смотрят глаза, слушают легкие, измеряют давление.

Все одно и то же, одно и то же. Как им не надоест!

Вот в эту работу включился и Борис Дмитриевич.

— Когда началось кровотечение?

— Под утро рвота снова появилась. Сразу поставили опять кровь, плазму, желатиноль, аминокапроновую кислоту, кальций делали, викасол.

— А по зонду все время кровь из желудка?

— Мы зонд в желудок вставили, когда рвота уже была. А сейчас с примесью крови все время.

— Давление все время стабильно или падало?

И вопросы все время одни и те же, одни и те же. И ответы приблизительно одинаковые.

— Резко не падало, но было сто тридцать, теперь сто пятнадцать. Пульс девяносто, сейчас сто десять. Что делать будем, Борис Дмитриевич?

Тоже очень редкий, оригинальный вопрос. Посмотрим, какой будет ответ.

— Давай посмотрим свертываемость крови... в каких пределах.

Что-нибудь узнать еще не значит что-то делать, но и то...

Посмотрели. Нормальные цифры.

Из палаты выглянула сестра и крикнула:

— Борис Дмитриевич, подойдите! По зонду выделяется жидкость, окрашенная более интенсивно кровью, чем за минуту до этого.

— Давление?

— Девяносто пять. Пульс сто двадцать.

— Это на фоне всех лечений! — Борис Дмитриевич ушел в ординаторскую реанимационного отделения.

— Ребята, кровотечение либо не утихает, либо усиливается. Давление падает, пульс учащается. Гемоглобин, наверное, тоже. Кровит, конечно, наверное, из шва. Надо оперировать.

«Надо оперировать» — тоже конечно-наверно.

Все врачи дружно и согласно кивали головами в ответ на слова и рассуждения Бориса Дмитриевича.

Удальцова взяли на операционный стол.

Начали операцию.

Когда раскрыли желудок, обнаружили очень незначительное кровотечение из швов. Какого-либо одного сильного источника кровотечения не было. Останавливать было нечего.

Борис Дмитриевич. Что за черт! Давай тогда, Коль, прошьем шов изнутри на всякий случай.

Коля. Но ведь не в этом дело.

Борис Дмитриевич. Я и сам вижу. Что ж, ничего не делать, что ли? Все ж прошьем.

Коля. Не с чего, так с бубен!

Борис Дмитриевич. Ты эти свои карточные замашки оставь у товарищей.

Коля. Ну а что ж? Значит, все было сделано правильно. В чем же дело?

Борису Дмитриевичу разговаривать явно легче, когда все убедились, что все было сделано правильно.

Борис Дмитриевич. Между прочим, смотри, по краям раны кровотечение усиливается. Девочки, давление не падает?

Сестра-анестезист Валя. Девяносто.

Борис Дмитриевич. Возьмите еще раз свертываемость. А мы пока тампончиком швы подержим — посмотрим, что получится.

Вызвали лаборантку.

Хирурги пока положили марлевый тампон в раскрытый желудок и стали ждать.

Лаборантка зарядила пробирочкой с кровью аппарат и стала наблюдать за стрелкой.

Хирурги сели у стенки на табуретки и лениво перекидываются словами.

Анестезисты Алла и Валя сидели на своем посту в головах больного. Одна сжимала и разжимала дыхательный мешок — она была дыхательным аппаратом; другая сидела у руки и то измеряла давление, то вкалывала иголку в трубку и вводила в вену лекарства. Алла качнет мешок раз, другой, третий, начинает чувствовать, что больной сопротивляется навязываемому Аллой ритму дыхания, значит, начинает восстанавливать свою самостоятельную деятельность, жизнедеятельность. А он сейчас должен быть полностью пассивным — все должно делаться за него, даже дышать. Больной не должен мешать хирургам работать — даже дыханием.