Кевин Брокмейер - Лучшее от McSweeney's

Этим вечером она сидела у себя в спальне, шторы были отодвинуты, окно приоткрыто. Она играла сама с собой в карты. По тому, как она мотала головой, я догадался, что в комнате включено радио. Каждые две-три минуты она поглядывала на дверь, словно кого-то ждала. Затем снова тасовала колоду, раскладывала, замирала, опять смотрела на дверь. Я вдруг испугался, что обижаю столь сильный телескоп слишком близкими целями, а потому ослабил болты и предоставил прибору бродить среди звезд. Там не было ничего, кроме темноты. Изредка проплывали яркие дрожащие объекты, и я пытался на них сфокусироваться. Оказалось, даже в телескопе звезды плоские, бесцветные и еще менее реальные, чем значки, изображающие их на картах. В поисках музыки я покрутил радио, надеясь придать небесному зрелищу остроты. Но музыки в эфире не было, только разговаривали какие-то люди, приятные голоса, помехи с другой стороны планеты, невозможность уснуть у себя дома.

На следующее утро было облачно, небо угрожающе нависло над головой, словно подыскивая слова, перед тем как сообщить неприятную новость. Я проехал на машине вокруг озера, мимо Бендетсенов, Хоффманов, Ротштейнов, мимо пустого дома Дональда Патрисса, знаменитого дрессировщика (он приезжал в Коммонсток только на лето), мимо домов соседей, знакомых, друзей и совсем посторонних. Белого дома с зелеными ставнями нигде не было. Конечно, в телескопных делах я был всего лишь любителем. Даже разглядев нечто весьма далекое, я понятия не имел, на что смотрю и где его искать в не увеличенном мире.

Вернувшись, я встретил Джорджа, показывавшего обсерваторию полудюжине ребятишек в шерстяных свитерах и жестких, негнущихся ботинках.

— Не самая худшая постройка в округе, — сказал Джордж, потирая подбородок.

— Спасибо.

— Надеюсь, вы не против.

Проигнорировав телескоп и предусмотрительно придавленную чем-то тяжелым крышу, дети направились прямо к какао.

— Ничего не трогайте! — рявкнул на них Джордж, но чуть ли не половина пакетиков «Свисс-Мисс» все-таки осела у пацанов в карманах.

— Извините, — сказал Джордж. — Это немцы. — Он объяснил, что подрядился сводить детей в воскресный поход в парк «Хайуош». — Мы ищем окаменелости, — признался он.

— Я и не знал, что они тут есть.

— Wie viele Asteroide kennen Sie? — спросил ребенок. — Ich, dreißig. [17] Сколько вы знаете астероидов? Я тридцать (нем..)

— Я не понимаю по-немецки, к сожалению.

— Целое кладбище трилобитов, — Джордж подмигнул.

Я представил, как он засевает холмы доисторическими рыбами и папоротниками, возможно, купленными в сувенирной лавке при музее. Дети будут рады.

— Принесите одну штуку мне, — попросил я.

— Raus, Kinder, — окликнул он детей. — Alle Kinder raus! [18] Пошли, ребята. Все пошли отсюда (нем.).

Он уехал в парк, и вскоре после этого пошел снег. Я отправился в супермаркет пополнить запасы какао, потыренного немецкими детьми. Там мы встретились с Джули Эйсенман — жена ветеринара-хирурга толкала перед собой тележку с убогим до странности набором: овощи, бумажные полотенца, жидкость для чистки ковров — ничего веселого и приятного на вид, или хотя бы яркого.

— Давно ждала, когда ты объявишься, — сказала Джули. — Твой отец сказал, что ты приехал.

— Мне он сказал, что ты вышла замуж.

— Так и есть.

— Ну и?

Джули пожала плечами.

— Приходи как-нибудь на ужин. Карл будет рад.

Она потянулась за бутылкой со стеклоочистителем. В миг, когда ее рука оказалась впереди, голова откинулась назад, а воротник блузки отстал от шеи, Джули стала поразительно похожа на девушку в телескопе. У нее были глубже посажены глаза, волосы она зачесывала наверх, однако во всем остальном эти две женщины были словно два кадра одного фильма, разделенные всего лишь временем.

— Джули, — мягко сказал я, — ты потрясающе выглядишь.

— Скажешь тоже!

— Нет, — сказал я, — действительно потрясающе.

Она схватила меня за руку и затащила в пустой проход, где были сложены ручки и бумага.

— Отец за тебя волнуется, — пробормотала Джули.

— С чего бы это?

— Он думает, тебе нужно больше разговаривать с людьми. Тогда ты почувствуешь себя лучше.

— Он может думать все что угодно.

— Так говорят все ненормальные.

— Я вполне нормален.

— Я слышала про твою подругу. Сочувствую.

Подошел какой-то мальчик спросить, не знаем ли мы, где тут у них блокноты с замочками.

— Все здесь, мой хороший, — сказала Джули. Затем мне: — Хотя я слышала, это не такая уж большая потеря.