Кевин Брокмейер - Лучшее от McSweeney's

— Ухожу.

— Принеси мне диетической колы.

Она так ничего и не поняла.

У меня сердце разрывается, когда вижу, как она сидит посреди койки в заляпанной ночной рубашке и не может попросить всех уйти, не может прекратить все это. К рубашке у нее прикреплен телефон, он несколько раз подает сигнал. Она отвечает. Она никогда не пропускает звонки. Представляю, как она говорит: «Господи, ну какого черта вы меня беспокоите — я занята, у меня рак!»

Через некоторое время я уже сижу на краю кровати и смотрю на жену. Она невероятно красива, стала гораздо более хрупкой и женственной.

— Дорогая?

— Что? — в ее голосе слышатся нотки сердитой птицы, упрятанной в клетку: «Кр-ра!». — Что? На что ты там смотришь? Что ты хотел? Кр-ра!

— Да нет, ничего.

Я обтираю ее прохладной губкой.

— Щекотно, — жалуется она.

— Почаще говорите ей, как она красива, — советует мне кто-то в коридоре. — Мужья, чьим женам сделали мастэктомию, [9] Операция по удалению молочной железы. должны постоянно напоминать своим любимым, что те еще очень даже привлекательны.

— У нее гистерэктомия, [10] Операция по удалению матки. — замечаю я.

— Все равно.

Через два дня из жены вынимают тампоны. Я сижу в палате, когда заходит врач-стажер с длинным пинцетом, похожим на щипцы, и вытаскивает из ее влагалища ярды марли и груду ватных тампонов — все запачканное кровью, как при боевых действиях. Прямо незадавшаяся шутка: про то, сколько народу поместится в телефонную будку — стажер все вытаскивает и вытаскивает.

— Что-нибудь еще осталось? — спрашивает она.

Стажер качает головой:

— Теперь там тупик, мы зашили вагину с одной стороны — получился рукав, который никуда не ведет. Не удивляйтесь, если заметите кровотечение — стежок-другой может разойтись.

Он сверяется с историей болезни и выписывает жену.

— Киббовиц прописал вам щадящий режим для тазовой области в течение полутора месяцев.

— Щадящий режим для тазовой области? — переспрашиваю я.

— В смысле не трахаться, — поясняет она.

Что ж, для меня это не проблема.

Мы дома. Она уже вторые сутки смотрит по кабельному фильмы про Холокост. И, хотя считает, что никогда не отождествляет себя с тем, что видит, все же вдруг узнает в лысых, голодающих военнопленных саму себя. Она кажется себе жертвой. Показывает на голый женский труп и говорит:

— Это я. Именно такой я себя и чувствую.

— Но она же мертва, — возражаю я.

— Вот именно.

От пресловутой бдительности жены не осталось и следа. Я взбиваю подушки, и тут из-под кровати выкатывается бейсбольная бита.

— Унеси ее в кладовку, — просит жена.

— Что так вдруг? — удивляюсь я, снова загоняя биту под кровать.

— К чему спать с бейсбольной битой под кроватью? К чему вообще суетиться, когда рак?

Во время перерыва между просмотром «Списка Шиндлера», «Холокоста» и «Скорби и сострадания» она жалуется:

— Мне недостает моих органов. А вдруг из одного удаленного яичника суждено было появиться на свет кому-нибудь гениальному? Вдруг этот человек придумал бы лекарство от болезни, ну, или совершил какое другое открытие? Мы так и не узнаем, кто там был. Они — мои дети, которых я потеряла.

— Мне очень жаль, прости.

— За что же это? — нападает она.

— За все.

— В тридцать восемь раком не заболевают. Подхватывают болезнь Лайма [11] Клещевой иксодовый бореллиоз. или там аппендицит. Изредка, в других странах, в этом возрасте рожают сиамских близнецов. Но только не рак.

Посреди ночи она просыпается и откидывает одеяло:

— Не могу дышать, аж вся горю. Открой окно — жарко. Господи, до чего же жарко.

— А знаешь, что с тобой происходит?

— О чем ты?

— У тебя же приливы.

— Вовсе нет, — мое предположение как будто оскорбляет ее. — Они так быстро не начинаются.

Начинаются.

— Отодвинься от меня, уйди! — срывается она. — Мне неприятно, когда ты рядом, — даже температура поднимается!

С понедельника — курс химиотерапии.

— Я облысею? — спрашивает жена медсестру.

— Большинство женщин покупают парик заранее, — отвечает медсестра, подключая жену к чудодейственному раствору.

Я боюсь, что перестану любить лысую жену. Просто не представляю ее без волос.

Одна из женщин, с красным тюрбаном на голове, придвигается ближе и шепчет:

— Муж говорит, я выгляжу как порно-звезда.

И подмигивает. У нее ни бровей, ни ресниц — ничего.

Мы идем покупать парик. Жена пробует модели всевозможных форм и цветов. В парике она выглядит мужиком, вырядившимся женщиной хохмы ради.