Кевин Брокмейер - Лучшее от McSweeney's

— Уже уходите? — прогудел ей вслед голос гипнотизера.

Джозефина обернулась. Глазки мужчины горели, как два уголька. Она вздрогнула.

— А вы, случайно, ничего не забыли? — поинтересовался он.

Джозефина облизала губы. Но Айрин уже схватилась за дверную ручку, а когда дверь распахнулась, Джозефина заметила, что глаза гипнотизера тоже распахнулись широко-широко. «Какая прелесть, — подумала она. — Он не хочет меня отпускать. Даже несмотря на то, что я замужем».

В вагончике затхло воняло духами. Гипнотизер пялился на дверь. Пальцы вцепились в стул с такой силой, что костяшки побелели. Губы спазматически подергивались, постепенно складываясь в некое подобие… а потом и в настоящую улыбку.

— Ну что, ушла? — он запрокинул голову и рассмеялся. — Ну и ладно, для игры твое присутствие и не требуется!

Он перевел взгляд с двери на свои волосатые пальцы. Потом разжал левую ладонь. Полуприкрыв глаза, он уставился в центр ладони. Кожа была желтоватая, грубая, но под его взглядом она стала преображаться, вздуваться, как опухоль. Вот кожа вспучилась, натянулась и уже готова была треснуть. Сверкающий диск, плоский, как монетка, прокладывал себе путь к поверхности.

Гипнотизер поднял вещицу к лицу, чтобы получше рассмотреть. В центре была крошечная дырочка, он посмотрел сквозь нее на дверь и снова рассмеялся. Потом подбросил диск в воздух и поймал его.

— Орел или решка? — он со шлепком опустил диск на тыльную сторону ладони. — Решка. Ты проиграла.

Он сжал вещицу в кулаке и наблюдал, как та появляется с другой стороны руки.

А что это за шорох колес по асфальту?

— Вернулась? — он склонил голову и улыбнулся. Но почему же не доносилось шума мотора? Маленький диск задрожал.

Шестичасовое предзакатное солнце прорывалось сквозь жалюзи, разрезая на полоски диван, где недавно сидела клиентка. В вагончике было тихо. Гипнотизер пытался уловить пение птиц, но в жару птицы никогда не пели. Он ожидающе глядел на дверь.

— Ну, заходи же, искусительница!

Он встал, подошел к двери, открыл ее и поглядел на миражи, словно целлофановые волны, плещущиеся над асфальтом. Возле его крыльца раскаленное и липкое дорожное покрытие вздулось и пошло трещинами. Поблизости не было ни души. Поодаль тоже.

— Все-таки уехала? — Гипнотизер пожал плечами. — Ну и ладно.

Оставалось только винить самого себя. Вечно он не мог вовремя остановиться. Несдержанность — вот его беда.

И всегда так было. Он горько посмеялся над собой. А ведь он практически не сомневался, что сегодня ему повезет — если не с девчонкой, так с мамашей.

— Лишнее доказательство тому, что человек предполагает…

На вытянутой ладони он держал телесного цвета диск.

— Если тебе он не нужен, — крикнул он, глядя на дорогу, — то мне и подавно. — Щелчком пальцев гипнотизер попытался скинуть диск на асфальт.

Но тот только дернулся и остался на месте.

Гипнотизер снова его смахнул.

Тот же результат.

Он попытался отскрести диск большим пальцем, потом энергично затряс рукой.

Маленькая персиковая штуковинка от жары сделалась липкой и пристала к нему намертво.

Гипнотизер вернулся в комнату и прикрыл за собой дверь. Обе его ладони стали клейкими.

— Сейчас смою тебя в канализацию, — пробормотал он, направляясь в ванную, и вдруг замер. Пупок как будто бы увеличился в размерах. Вырос, что ли? Разве так бывает? Странная фигня, разбухшая и пышущая жаром, прилипла к мягкой подушечке ладони, и к тому же она пахла. Пожалуй, даже воняла. Он поднес руку к лицу и принюхался. Запах — без сомнения, кровь, удушающая вонь замешенных на крови духов, — отравлял воздух, а ладонь начала зудеть. Он почесался. Штука пульсировала. Вибрирующий зуд, а пальцы, к его ужасу, на глазах опухали. Он попробовал сжать руку в кулак, но пальцы — все красные и вздутые, словно беременные, — не желали смыкаться. И, кажется, зрение тоже начало его подводить.

Да, покрытые коркой края штуковины были связаны с ладонью крошечными синими прожилками. Его затрясло. Присмотревшись получше, он обнаружил, что жилки протянулись за пределы штуковины в… в…

Он, как нашкодивший малыш, спрятал руку за спину. Снова послышалось птичье пение. Штуковина пульсировала. Она что, пустила в него корни? В ушах звенело.

— Так видно, — бубнил он под нос. — А так нет. — Он ахнул от изумления.

Эта штука исчезла. Гипнотизер почувствовал, как ее не стало! Он взглянул на ладонь. Плоская и желтоватая. Он рассмеялся, но тут же, поперхнувшись, смолк. Штука появилась опять, скользкий, пульсирующий, все увеличивающийся шматок.