Кевин Брокмейер - Лучшее от McSweeney's

Юное горлышко Айрин невольно сжалось, а в сердце зародилась жалость; она услышала птичий крик и уловила слабый, едва заметный запах.

Гипнотизер выглянул в окошко на гору — поверхность неопределенного цвета и холодная каменная сердцевина — среди этого ступора природы его и заставили припарковать свой вагончик.

Он перевел взгляд на Джозефину: лицо ее раскраснелось, зрачки расширились, заняв почти всю радужку. Сердце его дрогнуло. Он усмехнулся.

— Хорошо, хватит, — прошептал он, и женщина выпрямилась. Разгладив юбку, она присела на краешек дивана, прижала пальцы к губам, с опаской оглянулось на дочь — та словно бы к чему-то прислушивалась. Джозефина поежилась.

— Так, замечательно, а теперь смотрите, как он уменьшается.

Джозефина сидела и смотрела. Гипнотизер поймал висевшую у него над головой пупочную луну и начал складывать ее треугольничками. Каждый новый треугольник меньше предыдущего. Когда треугольник стал размером с его ладонь, гипнотизер принялся вылепливать из него сияющий шар. Положил на одну ладонь, прикрыл другой, закрыл глаза, открыл их, убрал вторую ладонь — и вот он, ее пупок, прекрасный маленький персиковый диск, совершенно плоский, только с маленькой спиралькой посредине. Гипнотизер улыбнулся и подал пупок клиентке. Она протянула руку, но он вдруг разжал пальцы.

— Ой! — сказал он. — Я его уронил. — И мерзко рассмеялся.

— Уронили? — спросила Джозефина.

— Куда же он запропастился? — недоумевал он.

— Вы его уронили? — еще раз переспросила она, и в голосе ее послышалась дрожь — наверное, от страха, а может, и от гнева.

— Где же он? — сказал он.

Джозефина уставилась в пол.

— Я не знаю, — промолвила она и опустилась на четвереньки. Бока заходили ходуном, она разрыдалась, взахлеб, до икоты. — Рини, он пропал.

— Что пропало? — Айрин встряхнулась, протерла глаза и увидела, как мать ползает по полу. — Что пропало-то?

Гипнотизер поднял ногу, изучил подошву своего ботинка, вроде бы что-то с нее соскреб и подмигнул Джозефине. Потом сунул находку в рот. У Джозефины отвисла челюсть, а глаза полезли из орбит.

— Так что у тебя пропало? — не унималась Айрин.

Гипнотизер пожал плечами.

— Всё, — ответил он. Правая щека раздулась, как у хомяка. — Я съел сливу, которую она мне дала. Она была холодная. Очень вкусно. — Он открыл рот и пошевелил багровым языком. А потом проглотил. Поудобнее устроившись на стуле, он облизал губы и добавил: — Ну, что ж, еще один довольный клиент.

Айрин скорчила раздраженную гримаску.

— Ничего у тебя не пропало, мам.

Джозефина судорожно вцепилась пальцами в живот, будто бы ее проткнули шпагой. Гипнотизер ухмылялся. Он даже не мог припомнить, когда в последний раз испытывал такое удовлетворение. Он подался вперед, прикрыл рот ладонью и шепотом раскрыл Джозефине маленький секрет.

— Она, знаете ли, говорит правду. Он не пропал. Смотрите сюда. Он в отвороте моей штанины.

Джозефина бессильно сползла по спинке дивана. Она с несчастным видом глядела на маленький диск, который мужчина выудил из штанины.

— Пошли отсюда, мам, — позвала ее Айрин.

— Пошли? — повторила Джозефина. — Мы не можем уйти.

— Она абсолютно права, — согласился гипнотизер. — Она не может уйти.

Но дочке уже порядком надоел весь этот цирк. Зачем она вообще сюда пришла? Ведь не хотела же. Джозефина умоляла ее пойти. «Твоей смелости хватит на нас двоих», — говорила она. Ей всегда приходилось делиться с матерью частичкой смелости. «Именно для этого и нужны дочери», — любила повторять Джозефина.

— Я ухожу, — заявила Айрин и встала.

— Уходишь? — переспросила Джозефина.

Айрин, сжав кулаки, возвышалась над матерью. Джозефина, подняв на нее взгляд, увидела, что дочь изготовилась к бегству. Приняла позу «если-и-дальше-не-будешь-обращать-на-меня-внимания-то-пожалеешь». Джозефина нахмурилась. Что эта маленькая паршивка о себе возомнила?! И ведь какая грубиянка!

Внезапно Джозефине остро захотелось выпить. Разговор с дочкой истощил запасы ее терпения.

Еще хотелось закурить. Она полезла в сумочку, но тут же вспомнила, из-за чего она здесь. Разве гипнотизеру не полагалось справиться с этой напастью? Она, сдвинув брови, поглядела на него. Он смотрел на нее так плотоядно, что у нее все внутри затрепетало.

Однако дело уже шло к вечеру, а ей нестерпимо хотелось курить. Она поднялась. Ноги дрожали, а голова шла кругом. Женщина обеими руками вцепилась в сумочку и осторожно направилась к дверям. Ощущение было такое, будто отдельные части тела как-то не очень связаны друг с другом.