Кевин Брокмейер - Лучшее от McSweeney's

Папа не хотел, чтобы я умирала, поэтому он выпрыгнул из своего тела и запихнул туда меня — ему хотелось, чтобы я жила. Папа не смог пережить чувства вины. Вот почему вместо пупка была дырка. Тогда он как раз выходил из своего тела и засовывал туда меня. Вот как сильно любил меня папа.

Итак, это я, Либби. Я тринадцатилетняя девочка, которая обитает в теле капитана ВВС. Другого выхода не было. Никому из тех, с кем мне приходится сталкиваться, я не говорила, кто я такая на самом деле. Я веду себя, как и положено пилоту ВВС, я хожу на службу на базе имени Холломана и совершаю тренировочные полеты на «красавчике». Оказывается, быть пилотом ВВС не так уж сложно, тем более что папино тело помнит, как что делать, и все получается легче легкого. Как я уже писала, когда я в кабине, я как будто вылетела прямиком из Божьей головы, божественная мысль, упакованная, как в комиксах, в облачко для божественных мыслей, абсолютно невидимая. Иногда мне бывает жалко маму, потому что она не знает правды, а рассказать ей я не могу. Да если бы и рассказала, все равно мама не поверила бы. Это просто причинило бы ей ненужную боль.

Когда я вернулась на базу имени Холломана, меня наградили «Серебряной звездой» и повысили в звании до капитана. Потом, в первый же день дома, мама повезла меня на кладбище, чтобы я побывала на своей могиле — точнее, могиле, в которой похоронено мое прежнее тело. Чтобы не огорчать маму, я выдавила из себя слезу. Место там красивое. Рядом — дуб, на котором сидела ворона. На надгробном камне написано: «Либби Дагэн, любимой дочери. Она была слишком прекрасна для этого мира». Конечно, иногда по ночам в постели мама пытается вести себя плохо, но я ее отталкиваю. Она думает, что это из-за того, что мне грустно, и пытается разговаривать. Она говорит: «Я знаю, что тебя мучит. Но мы сумеем справиться. Либби на небесах. Жизнь слишком прекрасна, чтобы унывать. И, кроме того, друг у друга остались мы». Но недавно она совсем взбесилась. Громко плачет и говорит, что цветок у нее внутри засыхает. А я всегда перевожу разговор на другую тему, потому что мне становится смешно. Или я вылезаю из постели, выхожу на крыльцо и выкуриваю сигарету.

Джо Дымок — единственный, кто знал правду. Он ходил за мной по пятам, терся об ноги и прыгал на колени при любой возможности. Я думаю, он был благодарен мне за то, что я спасла его. Конечно, я тоже очень рада была его видеть, но все-таки он доставил мне большие неприятности. Ведь когда мама приходила домой и видела, что Дымок лежит у меня на груди, она говорила: «Это же бред какой-то, Джефф! Я думала, Джо ненавидит тебя, Джефф. А с тех пор, как ты вернулся, он не оставляет тебя ни на секунду». Тогда я стала подозревать, что мама раскрыла мою тайну. Слишком уж странно она косилась на меня, когда я повязывала Джо бантики на хвосте или кормила его «печеночным угощением». Клубок стал распутываться. Мой обман вот-вот мог вскрыться. По ночам мне не удавалось уснуть, а когда я смотрела на ножки кровати, то видела, что там лежит Дымок, смотрит на меня и мурчит. Так что неудивительно, что одним ясным и прохладным утром я случайно переехала Дымка своим «фордом-бронко» на подъезде к дому.

А в остальном все шло хорошо, и иногда, когда мама все еще была на работе, я возвращалась с базы пораньше, запирала все двери, задергивала все шторы и снимала трубки со всех телефонов. Потом я залезала в самую глубь кладовки, где в мусорном пакете у меня хранится кое-что, чего я не хочу показывать больше никому. Я подвязывала пипиську, чтобы она не болталась, и надевала трусики в цветочек. Я залезала в одно из маминых платьев, густо мазалась губной помадой и тенями для век и любовалась на себя в большом зеркале в гостиной. Иногда я воображала, что иду на королевский бал, и тогда надевала длинные белые перчатки по локоть. Я делала реверанс, а потом изысканно-красиво говорила: «А вы как поживаете? Сегодня вечером вы выглядите просто прелестно, дорогая. Чаю? Да, будьте любезны. Благодарю вас, вы так милы».

Именно это я делала и сегодня, но мама вернулась домой с работы слишком рано и, войдя в дом, пошла прямо на меня, держа в руках видеокамеру. Когда я увидела, что мама заходит через переднюю дверь, я побежала прятаться и юркнула в кладовку. Думаю, она меня заметила, потому что она подбежала к кладовке, стала стучать кулаками и кричать: «Джефф, я знаю, что ты там. Я все знаю уже несколько недель. Не надо больше ничего скрывать, Джефф. На этот раз я сняла тебя на видео. Нам надо поговорить!»