Люси Фор - Славные ребята

— У нас во Франции тоже пока еще есть замки, но прислуга давно исчезла. Сейчас весь мир сам моет посуду.

— Только не здесь, — весело вмешался Ален, — потому что здесь посуды нет. Но нам известно, что Дания является образцом общественного устройства.

— Я это и не собираюсь отрицать. Просто взяла и уехала оттуда и не намерена возвращаться обратно.

Теперь Дельфина уже не так напряженно следила за ходом разговора. Одно имя то и дело выплывало в памяти: Эльсенер.

Наконец она спросила тоном светской дамы:

— А каковы же ваши дальнейшие планы?

Ответом ей был дружный хохот присутствующих. И она рассмеялась тоже, поняв свой промах.

— Я имела в виду младенца.

— Не беспокойтесь, наркотиками его кормить не будут.

Марк счел, что ему пора вмешаться в разговор.

— По-моему, Дельфина, нам пора оставить наших друзей в покое.

Дельфина быстро поднялась, взглянула на часики.

— Ой, простите, что мы так безбожно у вас засиделись.

— А что ж тут плохого? Все равно мы ничего не делаем.

Марк с Дельфиной снова остались наедине.

«Сейчас важнее всего выбрать подходящую минуту и поговорить об Эльсенер».

Неужели она наконец-то научилась благоразумию? Даже удивительно.

— А друзья у тебя интересные.

— Ну-у, друзья…

— Хотя, правда, с ними ты был не слишком красноречив.

— Зато ты за двоих говорила.

— Неужели так разболталась?

— Нет… в конце концов. Ты была просто великолепна. Как и всегда, впрочем.

Они сели в машину.

— Что ты собираешься делать?

— Может, позавтракаем?

— О’кей.

— А где?

— В отеле, конечно. Здесь ни на что другое рассчитывать не приходится. Ты, очевидно, забыла, где мы находимся.

— Прекрасно. Позавтракаем, отдохнем. А там видно будет.

Казалось, она была в чудесном настроении.

Только все еще никак не рассеивалась между ними завеса тумана. Оба разыгрывали комедию и даже не пытались отказаться от роли, которая каждому из них была не по силам. Они продолжали перебрасываться словами, как мячиками, хотя не знали правил игры. Еще не притершись друг к другу, они боялись молчания, потому что оно сразу становилось враждебным.

Подъехали к отелю.

— Ресторан или грилль? Выбирай.

— Грилль.

Откуда у нее этот непререкаемый тон? Пустяк, конечно, но раньше она наверняка бы ответила: «Как хочешь, милый» или:

«Решай сам».

А теперь, когда ей «оплатили» путешествие, она чувствует себя независимой, если не самой главной. Впервые за двадцать пять лет она могла ничего у него не спрашивать… Конечно, он не тиран какой-нибудь, по крайней мере он на это надеялся, — но как знать?

Заказав завтрак, Дельфина первая начала разговор:

— Они ищут рай, эти ребятишки, но они об одном забывают, что в конце пути — смерть. В раю или без него.

Марк с удивлением посмотрел на жену. Он, именно он, должен и мог бы произнести эти слова, а вовсе не Дельфина. Но так уж всегда: расстаешься всего на несколько недель, а потом удивляешься, какой путь был пройден за время разлуки. Какой путь, куда? Только не задавать себе таких вопросов.

А Дельфина продолжала:

— При общинной жизни забываешь об эгоизме…

Она запнулась, покраснела; чуть было не добавила: «об эгоизме супружеских пар». Но для этого надо, чтобы существовали пары, а это не каждый день встречается.

— Все мы мечтаем об иных формах общественного устройства, но вот будут ли они лучше, как бы реалистически ни мыслили эти мальчики?

— Реалистически? — возмутилась Дельфина. — Требовать от обездоленных детишек, чтобы они были реалистами, значит, ничего не понимать в их жизни. Они просто напуганы, эти мальчики, они ищут устойчивости. Уверена, что у каждого в прошлом были нелады в семье. Но ты же сам слышал, вопросов об этом я не задавала.

— То есть…

— Я говорю о личном… Видишь ли, для них родители уже перестали быть прибежищем, и дети устраиваются теперь как могут. Человек страшится одиночества… Его задача — найти ближнего. — Она вздрогнула. — А в семье они, должно быть, чувствовали себя одинокими.

Она вдруг замолчала, словно запыхалась от такой длинной речи, Марк скривил губы в снисходительной улыбке.

— Ну знаешь ли, бегство в наркотики — куда проще, чем борьба с трудностями.

— Для них вопрос так не стоит. И потом, что бы ни случилось, в ответе за все мы, взрослые. Их бунт — это бунт обманутой любви. Мы уже потеряли доверие к самим себе. Тогда как же требовать от них доверия к нам? Кто мы такие — спекулянты, ловкие потребители?