А. Аншба - Абхазские рассказы

— Прыгай, плыви ко мне, — крикнул отец, оставив коня на мелком месте у конца заводи.

Мальчик, не задумавшись, прыгнул с закрытыми глазами. Сначала ему показалось, что вода враждебна к нему, тянет его на дно. Открыв глаза, он увидел улыбающегося отца, пересилив страх, поплыл к нему, а вода словно несла его на своих ладонях. Животом, ногами он физически чувствовал глубину под собой, но улыбка отца грела, звала его, а вода сама несла к этой улыбке.

Как ему тогда было хорошо! На другое утро он прибежал к заводи с солнцем, словно накануне оставил здесь своего лучшего друга.

Усмиренная летней жарой заводь устало волновалась, еле заметный глазу пар струйками подымался над ее поверхностью. Внезапно на темную, непроницаемую, скрывшую дно воду, упали лучи выглянувшего из-за холмов солнца. Заводь мгновенно преобразилась, заиграла радугой, ярко сверкали освещенные солнцем рыбы, выпрыгивающие из воды. Обычно темные, одноцветные камни на мелком дне заиграли красками, запестрели, стали казаться драгоценностями. Заводь, которую он считал чуждым и враждебным миром, открыла себя, показалась сказочной. Он, ничего больше не опасаясь, отдался ее власти и спокойно поплыл...

Мальчик замешкался, не решаясь подняться на мост — связанные бревна, перекинутые через реку. Обойти мост и идти вброд он тоже опасался — тающие снега прибавили реке много холодной и быстрой воды. Надо было торопиться. Может Качия уже точит свой нож. Только он ступил на лесенку к мосту, как на него посыпался град камней. Некоторые просвистели совсем рядом.

К мосту на другом берегу высыпала орава мальчишек, среди которых один, лет 13-14, выделялся ростом и крепостью. Его-то он и боялся. Он знал, что этот крепыш не даст ему пройти, обязательно задержит. Отец этого мальчика служил в городе: как началась война, он отправил сына в деревню к своим родителям.

Теперь этого мальчика хорошо знали, он все делал по-своему, ни кто не мог с ним справиться — ни учитель, ни старшие, ни его де душка. И почему-то ему все сходило с рук, наверно, из-за уважения к его отцу. Мальчик однажды видел и отца.

— Я не играю с вами! — крикнул сейчас мальчик. И снова хотел взойти на мост.

— Уходи, пропади с глаз, а то не пожалею! — пригрозил камнем рослый предводитель оравы. Он сердито таращил глаза, но еще не научился, как отец, наводить страх таким взглядом и подкреплял его камнем.

— Я тороплюсь. Что я вам сделал?

— Я ничего не знаю. Ты с того берега, ты — наш враг, он все таращил глаза, словно видел настоящего врага.

Мальчик все-таки поднялся на мост.

— Не хочешь слушать, получай! — со всей силы он запустил в него камнем, но промахнулся; камень ударился о глыбу в реке и разбился на осколки.

— Что вам надо от меня?! — в голосе мальчика слышались слезы. — Я же сказал, что очень спешу.

— Огонь! — крикнул предводитель мальчишек. — Огонь по врагу!

Мальчик заметил мелькнувший белый камень, но не успел уклониться; ему показалось, что он в темноте ударился головой об утес, сорвался в бездну и долго падает.

Очнулся он мокрым на холодных камнях у заводи. Своя же голова казалась ему пустым яйцом-болтуном, которые подкладывают в гнезда несушек. С трудом открыл глаза, увидел туман. Глухо доносился речной гул, других звуков не слышно. Мальчик приподнялся, сел. Перед ним темнеет поверхность заводи, дышит на него холодом тающих снегов, снова таинственная, чужая. Мальчик вспомнил все, что случилось, потрогал голову — нащупал большую шишку в волосах, запекшихся от крови. Он не знал, сколько прошло времени. Встал, и даже не смыв кровь, побрел к мосту. Мальчиков на другом берегу не было, только камни лежа ли, собранные в кучи. Он еще раз взглянул на реку, на потемневшую заводь, над которой стелился туман, и пошел наугад к дому Качии, ни о чем не думая, ничего не чувствуя, кроме боли в голове. Не останавливаясь, как в забытьи, он поднимался по крутому склону. Поднявшийся ветер стал разгонять туман. Солнца не вид но, но в нескольких местах его лучи прорезали клубы тумана.

Одежда мальчика стала просыхать, утихла головная боль. Ему казалось, что он во власти тяжелого сна. Острая боль, терзавшая его из-за пропажи ягненка, притупилась, стала странно тяжелее, ему чудилось, что и нести ее трудно, как непосильный груз. Он даже не знал, что будет делать, если и увидит во дворе Качии пасущегося ягненка.

Там видно будет, там он решит, лучше там, на месте...

Лишь бы он был жив!.

Одолев крутой подъем, он взобрался на высокий холм. И сразу увидел впадину, в которой расположился дом Качии. Сердце больно сжалось, он весь напрягся. Еще идти далеко, крыши из новой драни, казалось, плавали в зеленой заводи двора. Он старался разглядеть во дворе белую точку, но видел лишь фигурки людей, до смешного маленьких, как куклы. В сердце кольнуло, он пришел в себя: в уши, словно закупоренные до сих пор, ворвались шум реки, гул ветра в каштановой роще внизу, гомон птиц.