Рассказ Тадеи о своей жизни, напоминающий отрывочные дневниковые записи, перемежается с ее воспоминаниями о светлой и привольной жизни в деревне, ее фантазиями и картинками, создаваемыми богатым воображением девочки. С поразительным искусством и убедительностью рисует Елена Кирога мир детской души, внутренние взаимоотношения девочек, их игры, маленькие тайны. То, что происходит в том же доме среди взрослых, тоже дается через призму детского восприятия, мозаично и фрагментарно.
Автор лепит очень интересный характер героини. Живая и впечатлительная по натуре, девочка всегда печальна, замкнута, она остро страдает от своего одиночества, от того, что совершенно забыта отцом, от непонимания окружающих, жесткой строгости тетки, отсутствия ласки. В глазах тетки Тадеа — упрямица и лгунья, а на самом деле это защитная реакция ребенка, которого никто даже не пытается понять. Тадею тянет на природу, ей хочется гулять не в указанном месте, а побежать куда-нибудь далеко-далеко. Роман ясно пронизан ощущением несвободы, сам воздух, которым дышит маленькая героиня, отравлен миазмами тирании. Неслучайно возникает в воображении Тадеи образ решеток: "Решетками могло быть что угодно — стена, сад... холодные, насмешливые или сострадательные голоса старших, улыбки детей... Решетками могло быть все то, что тебя сдерживает".
Вторая часть трилогии, "Я пишу твое имя", вышла в 1964 году, ее название навеяно строкой из известного стихотворения французского поэта Поля Элюара о свободе. Та же героиня, только повзрослевшая, ведет свой рассказ о жизни в религиозном интернате, где она сталкивается лишь с ложью и лицемерием. Пристально вглядываясь во внутренний мир Тадеи, Е. Кирога стилистически точно фиксирует все нюансы в формировании характера и мировоззрения девушки- подростка. Она подводит свою героиню к осознанию свободы как первейшей необходимости человеческого бытия и готовности бороться за нее.
После публикации этой книги писательница молчала почти десять лет, пока в 1973 году не был опубликован ее роман "Глубокое настоящее". Пожалуй, он не прибавил ничего нового к уже сделанному Еленой Кирогой. Роман написан в технике "многоголосия", отлично разработанной автором, и посвящен судьбам двух женщин, жизненные пути которых никогда не пересекались: пожилой галисийской крестьянки и молодой эмансипированной представительницы высших кругов буржуазного общества. Их параллельно развивающиеся истории роднит лишь одно: самоубийство и рой, и другой. Вновь Кирога ставит вопросы смысла человеческой жизни, любви и одиночества.
Трактовка этого постоянного круга вопросов в ее творчестве отнюдь не абстрактна, а социально-заинтересованна. Один из лучших романов Елены Кироги "У каждой улицы своя жизнь", с которым познакомится наш читатель, — убедительное тому подтверждение.
Т. Ветрова
Елена Кирога - У каждой улицы своя жизнь
— Идите к доске и пишите:
"На каждой улице происходят
обычные события".
Ученик пишет под диктовку.
— Выразите это поэтично.
Ученик после некоторого
раздумья пишет: "У каждой улицы своя жизнь".
Антонио Мачадо
"Хуан де Майрена"
Дверь была приоткрыта, и звонить не пришлось. Эсперанса хотела бы оттянуть эту минуту, отдалить ее, но не отступать. Она крепче сжала в руке сумочку и молитвенник. Сурово улыбнулась и слегка посторонилась, чтобы пропустить зятя вперед.
Фройлан то ли спросил, то ли уточнил:
— Здесь?
При этом невольно понизил голос и посмотрел ей прямо в лицо. Эсперанса поправила вуаль и не удостоила его ответом. И без того было ясно. Что-то вроде волнения, угрызений совести или чувства вины охватило ее, вызывая мучительное беспокойство. Но она по-прежнему сурово улыбалась, вероятно, не умея иначе выразить своих переживаний.
Ей в горло будто вонзили острый нож, и она боялась вымолвить слово из страха, что вместо голоса вырвется хрип. И этого чувства нельзя было сдержать никакими силами, даже сознанием.
Оно переполняло ее горечью сомнения и досады.
Дверь темного полированного дерева стала матовой от постоянного мытья. Посреди находился круглый глазок с золотистой блестящей выпуклой решеточкой. Пол лестничной площадки, тоже деревянный, как, впрочем, и ступеньки, не был натерт воском. Поднимаясь по лестнице, они натолкнулись на женщину, которая мыла ступеньки, разбрасывая по еще влажному дереву сухие опилки, распространявшие свойственный им душистый запах. Лестница была широкой, и перила, тоже деревянные, придавали ей некую строгость, даже парадность. Возможно, кто-нибудь и смог бы назвать этот дом аристократическим, но только не Эсперанса. Тем не менее, очутившись у его порога, она сразу решила: "Это здесь".
Читать дальше