Елена Кирога - У каждой улицы своя жизнь

— Ты хотела сделать как лучше, — смягчился он, — но Агата ожесточилась от злобы, она смотрит на меня недоверчиво, когда я целую девочек. Смотрит на меня сиротскими глазами.

Теперь, когда он это осознал, сердце его разрывалось на части.

— Я никогда не замечала, чтобы ей не хватало его. Она была так счастлива со мной... Мы вместе путешествовали, она целовала меня. Ласкалась...

Думаю, что ни одна другая мать не заботилась бы о своей дочери так, как я.

"Она была твоим сокровищем, — хотел сказать ей Фройлан. — Твоей вещью, твоей безраздельной собственностью. Ты позаботилась о том, чтобы она стала такой".

— Девочка болела, разве ты не знал? Лимфатические железы. Я сняла дом в горах и провела там с ней всю зиму, ухаживала за ней, дрожала от холода, потому что приходилось все время держать окна открытыми. Она была такой замкнутой...

"Почему девочка становится такой замкнутой? Почти не делится с матерью. Что удерживает ее? Агата... О, боже!"

— Она готова была не отпускать меня от себя. Только изредка позволяла уйти с подругами.

Но в четырнадцать лет вдруг резко изменилась. Приехала из Франции совсем другой. Агата училась там в коллеже, и я поехала встретить ее на границу. Она поцеловала меня, но так, что я сразу поняла — моей дочери нечего сказать мне. Она была в том глупом возрасте, когда главное место в жизни занимают подруги. Под любым предлогом исчезала из дома или весь день висела на телефоне. Я слышала их смех и шушуканье. Но едва входила в комнату, они тут же меняли тему разговора... Она часто целовала меня, но нас разделяла возрастная дистанция. Агата была мне дочерью, а мне хотелось, чтобы она стала и моей подругой.

(Слова эти, словно вспышка молнии, озарили в ней воспоминания: "...наши супружеские отношения вылились в настоящую дружбу".)

Эсперанса закрыла лицо руками. И сидела так какое-то время. Фройлан вспомнил все, что рассказывала ему жена. Та новая Агата, которая возникла из грациозной, равнодушной девушки, игравшей с ним в гольф в Пуэрто-де-Иерро. Она повязывала на голову косынку, чтобы не мешали волосы. Он смотрел на нее сбоку: Агата стояла, пригнувшись, слегка склонив голову, чтобы нанести удар по мячу; ее широкие плечи были выдвинуты вперед, а слегка согнутые ноги, округлые в бедрах, надежно упирались в землю. Почему ее так вдохновляла любая игра?.. Она могла просиживать весь вечер за карточным столиком, покрытым зеленым сукном, хотя ее никак нельзя было отнести к разряду азартных женщин. Почему ей так нравилось играть? Она всецело погружалась в игру.

— Так ли уж тебе это необходимо?

— Я не люблю детей. Для меня...

— Ты сама не знаешь, что говоришь.

— Отлично знаю. Я не люблю детей.

Потом родились близнецы, и Агата ухаживала за ними, но как-то торопливо, брезгливо, без души. "Она еще слишком молода". Так он думал до сих пор, но в это утро все перепуталось.

Он начинал смутно догадываться о причинах и следствиях, которые увязывались между собой.

Говорили, что Агата не такая красивая, какой была ее мать, что она более современна, с ее торчащими скулами, коротким, пленительным подбородком и длинной шеей.

Он оглянулся на тещу, мысленно сравнивая ее все еще прекрасное тело с образом жены.

— Мне надо ей кое-что передать, — невольно вырвалось у него.

Эсперанса отвела руки от лица, взглянула на журнальные вырезки, разложенные Фройланом на столе, спросила:

— Что это?

— Вентура всегда носил их с собой. Купил журналы.

Она снова закрыла лицо руками и задрожала. То была нервная дрожь, без слез.

— Успокойся, Эсперанса. Выпей кофе. Тебе это необходимо.

(Я сказала, что ты умер... Так будет лучше. Последовало ужасное молчание... Для кого-то он умер при жизни.

— А что бы ты сказал на моем месте? Что ты ни с того ни с сего бросил нас, потому что тебе так захотелось, потому что тебе взбрело в голову, будто тебя хотят уничтожить как личность?

И она жила бы то с тобой, то со мной... Научилась бы лгать.

Всегда испытывала бы неловкость с одним из нас.

Можешь не сомневаться, я постараюсь сделать все, чтобы не со мной... Дочери принадлежат матерям.

Она женщина. Позже она осудит тебя, а меня поймет.

Она слышала его жаркое, прерывистое дыхание, словно дыхание влюбленного или умирающего.

— Так что бы ты сказал на моем месте? Что ты воскрес? Девочка потеряет веру в меня, во всех.

Неужели тебе не ясно? Мы разобьем ей сердце. Послушай, Вентура... Вентура, ты меня слышишь?

Раздался легкий щелчок: Вентура повесил трубку.)