Елена Кирога - У каждой улицы своя жизнь

Он не ответил.

— Ах, так вот чего ты добивался! Никаких обязанностей, верно? Быть любовником богатой женщины... С первого же дня ты вел себя как мужлан.

Она тут же пожалела о своих словах, но было уже поздно. Он даже не взглянул на нее.

Повернулся и вышел из комнаты.

Эсперанса знала, что в первый и последний раз позволила себе намекнуть ему на деньги.

Не единожды с ее уст готов был сорваться этот упрек, но она боялась утратить то последнее, что между ними еще оставалось. В разговорах она никогда не упоминала о своем богатстве, ибо хорошо помнила, что, когда они познакомились, именно это обстоятельство являлось для него камнем преткновения в их отношениях. Не кто иной, как она сама, исподволь заставила его преодолеть эту помеху, поскольку он был единственным мужчиной, общение с которым вызывало в ее душе трепетное чувство. Он с таким благоговением и нежностью внимал каждому ее слову, точно слушал нелепицы, которые плел красивый ребенок. И она не смогла устоять перед его немым восторгом, перед его пламенными и нежными словами. Мужчины, окружавшие ее до тех пор, казались теперь ей бесхребетными существами, марионетками, подвластными нитям, которыми она умела хорошо управлять. И только этот один не походил на них и в какой-то мере сопротивлялся ей. А она хотела завладеть им безраздельно, как это бывало всякий раз, когда она хотела чем-то завладеть.

"Тебя никто никогда не сможет укротить. Никто..."

Эсперанса посмотрела в окно. Ослепительно яркий свет причинял боль глазам, и она слегка сощурила их. Вентуре, должно быть, нравилось жить в квартале, где старые дома, некогда бывшие замками, соседствовали с убогими домишками... Шумные сборища раздражали его.

Вначале он лишь посмеивался, принимая их как неприятную необходимость. Эсперанса насторожилась. Подруги говорили ей:

— Какой у тебя интересный муж!

Ему отдавали должное, учитывая, что он не принадлежал к их классу. Классу ли?.. Во всяком случае, был человеком не их круга. Но Эсперанса знала, что Вентура человек надежный и на него можно положиться: он не променял бы ее ни на одну из них.

Но когда Вентура стал появляться среди гостей перед самым их уходом, желая избежать сцен из-за слишком уж откровенного своего отсутствия, подруги стали говорить:

— Однако он у тебя большой оригинал! Эсперансу бросало в дрожь от негодования.

— Ты выставляешь меня на посмешище.

— Да они даже не замечают. . Никто из них даже не замечает отсутствия твоего мужа.

— Ты ревнуешь?

Вентура засмеялся так молодо, простодушно и заразительно, что она едва сдержалась, чтобы не рассмеяться вместе с ним. В тот раз он подошел к ней и поцеловал.

— Пусть это будет высшим испытанием верности, которому я тебя подвергаю...

В те часы, когда ее салон — салон Эсперансы — заполнялся людьми, он уединялся с Агатой. Тогда девочка принадлежала только ему. Иногда Эсперанса оставляла на минутку гостей, обходила дом, чтобы увидеть их с противоположной стороны патио. Девочка надевала балетную пачку и танцевала. Танцевала на пуантах грациозно и вместе с тем неумело, выражая движениями свои наивные детские чувства. Круглые упругие ножки пятилетней Агаты кружились, опираясь на один пуант. Вентура мог часами просиживать в комнате для детских игр и смотреть, как скользит в танце девочка.

— Станцевать тебе еще что-нибудь?

Эсперанса видела изящно сложенные аркой руки над головой и вопрошающее личико.

Вентура ставил очередную грампластинку. Агата не знала устали. В ее движениях уже сквозило неосознанное, невинное кокетство. Ей нравился почти мальчишеский восторг, светившийся в глазах отца. Он смеялся, угадывая в ее детских танцевальных позах привлекательность будущей женщины. А пока они дышали нежностью и наивностью. Девочка вслушивалась в музыку и смотрела в сторону патио, вращаясь на пуантах, кружа лентой в белых цветах.

— Мама идет. .

И сразу же останавливалась.

— Танцуй… Я поговорю с ней.

Но у девочки уже пропадала всякая охота. Она прекрасно понимала, что с его словами никто не посчитается.

— Девочке пора в постель. Она уже умылась? Помолилась?

— Она танцевала. Ты видела, какое это очарование, Эсперанса?

— А тебя я ни о чем не спрашиваю, — отрезала она, а затем, оборачиваясь к няне, говорила, делая ударение на каждом слове: — Девочка должна во что бы то ни стало ровно в восемь умыться, поужинать и лечь спать. Вы меня слышали? И, не давая ей ничего сказать в свое оправдание, заключала: — Я на вас полагаюсь.