Алексей Алёхин - Голыми глазами (сборник)

Езда на осле нетороплива и позволяет глазеть по сторонам, думая о своем.

Много месяцев в году стоят теплые ночи, когда нет нужды заботиться о ночлеге.

А раз повседневная жизнь столь понятна и проста, почему бы не поразмышлять о премудром: о человеке, вечности и Боге.

Только в те времена не сеяли так много хлопка.

За несколько крон

он довезет тебя через весь город, позвякивая на поворотах

колоколами св. Витта

и погромыхивая под готическими сводами

соборов, где толпятся туристы с фотоаппаратами «Кодак»,

мимо деревянных святых

с мохнатыми от пыли руками,

словно каждый из них Исав, проморгавший первородство,

вдоль оборонительных рвов,

какие во всех городах Европы выводили у крепостных стен

средневековые сюзерены,

не зная, что закладывают бульвары и парки

для будущих сограждан,

мимо бильярдных в какой-то щели у Карлова моста,

мимо заводных апостолов на ратушной башне

и советского танка,

сожженного Яном Гусом,

по кривым переулкам еврейского квартала,

где столько лет картавит жизнь,

мимо юных парочек,

целующихся, едва стемнеет, на набережных одними губами,

как целуются, когда все впереди,

мимо заблудившихся немок,

разгадывающих туристическую карту при свете

шестигранного уличного фонаря,

и памятников, оставшихся в одиночестве под дождем,

и той маленькой площади,

где было так ветрено, и лило, и тебе продуло уши,

мимо кафе и подвальчиков с медными крючьями

для плащей,

где Швейк играет с Гавелом в «долгий марьяж»

и какая-то Марженка в джинсах и рубчатом свитере

с крестиком

ждет за столиком, поглядывая на вход,

всего за несколько крон

в красном вагончике «ЧКД»

через мокрую Прагу в фонарях, отраженных в брусчатке,

через весь этот город

готических соборов и романских пивных,

до самого дома,

до Павелецкого вокзала.

поляк

с грудой сумок

ночью в Смоленске подсел

и до утра заполнял заполнял заполнял

таможенную декларацию

уже сходила в церковь

и просмотрела утреннюю газету

она

обустроена и обставлена

как гостиная

с польской черепичной башенкой

с Кёльнским собором позади железнодорожных путей

похожим на окаменевший скелет доисторической

птицы

с берлинским вокзалом

заполненным школьниками с рюкзачками

сошедшими с пригородного поезда

с красной и белой геранью на окнах

с шахматными досками тротуаров

(хозяйки моют их раз в неделю)

с виллами под круглой рыбьей чешуей

прямо из парикмахерской

со стриженными под машинку лужайками

и завитыми кустами

с распятым в небе самолетом

и бельгийскими таможенниками в черных картузах

с желтым околышем

туманный Ренуар

полосатый Ван Гог

расписанная Пикассо черепаха

небоскреб цвета неба за Триумфальной аркой

сезанновский курильщик в синей куртке

все пьет бесконечное пиво

в дешевом кафе за снесенным Монпарнасским вокзалом

в академии бильярда на площади Клиши

среди разноцветных шаров

лысоватый хозяин

с кием в руках расхваливает достоинства заведения

на автобусной остановке накрашенная модель Пикассо

молодящаяся старуха

охотно вам укажет дорогу

или расскажет сценарий своей жизни

кругля коричневые брови

подведенные рукой мастера полвека назад

с сеанса

из порнокино выходит одинокий старик

на ходу застегивая штаны

национальные флаги универмагов

трепещут на шестах

знаменуя великую победу галантерейщиков

над Парижем

кувыркается французская речь

по вторникам

крылатая Ника парит над ступенями Лувра

ее резная громада

заключает в себе расцвеченное витражами

торжественное ущелье для молений

запоздалых посетителей

служитель выгоняет звоном ключей

на тяжелой связке

самая читаемая

и отмеченная блеском таланта

ветвь

современной французской литературы

это меню

башня Эйфеля

в ажурных железных чулках

скачет на каменных копытах

в электрический век

похожая на карнавал