Алексей Леснянский - Ломка

Нацепив кузнечиков на крючки, поплевал на них, как полагается, для удачи, и закинул удочки. Приученный дедом, завзятым рыбаком, к абсолютной тишине во время рыбной ловли, Митька присмотрел удобное местечко на бережку, достал из-за уха стибренную у отца сигарету и закурил, смачно самодовольно затягиваясь, пуская в небо сизые кольца дыма.

— Странно, ничего понять не могу. Зачем приезжему понадобилось вмешиваться? Зачем перевязал голову, ведь видит меня впервые? Может у него не все дома?.. Нет, скорее выпендриться захотел, крутого из себя построить, эдакого гангстера. Надо с ним потолковать потом, как представится случай. Странно, очень странно, — думал Митька.

***

Андрей проснулся в девять. Сладко потягиваясь, позволил себе еще немного понежиться на мягкой пуховой перине, давая затекшему раскисшему телу прийти в рабочее состояние. Полежав самую малость, неторопливо оделся и вышел на крыльцо.

Здесь его ждала маленькая неприятность. Бродивший поблизости черный петух с пунцовым гребешком расценил появление молодого человека как посягательство на священные особы вверенных ему кур, сновавших рядом. Взъерошив перья на длинной шее, хозяин куриного гарема приступил к атаке. Парень не растерялся и, пуская в ход ноги, начал контрнаступление. В отличие от кудахтающего соперника Андрей терпеливо молчал, боясь привлечь внимание стариков, а больше деда, скорого на язвительное словцо в сопровождении с короткими смешками в окладистую русую бороду. Будучи в душе оптимистом, парень, обозрев ограду, увидел возле будки Пушка — собаку, ласковое прозвище которой в данный момент никак не вязалось со всклоченной, линявшей не повсеместно шерстью. Оскалившийся Пушок изредка кидал умоляющие взгляды на человека, потом переводил налитые кровью глаза на ненавистного задиристого петуха, всегда нагло расхаживающего в опасной близости и игнорирующего законные притязания ночного сторожа на неограниченную власть в усадьбе. Кто знает, почему между животными не получилось дружбы. Баба утверждала, что виной всему короткая собачья цепь, которую вольная птица свысока презирал. Дед же говорил, что красавец-петух за версту чует непородистое происхождение пса, особенно ярко выраженное в периоды линьки.

Андрей быстро смекнул, что гонор молодого раззадоренного петуха быстро поутихнет в кобелиной пасти, и стал теснить птицу к будке.

До собаки оставалось несколько сантиметров, и Пушок неминуемо растерзал бы зарвавшуюся птицу, но петух, ощутив спиной подлую засаду, взмыл высоко вверх, оттолкнулся от воздуха и успешно ретировался в огород. Все бы ничего, да последний взмах ноги, произведенный в яростном конечном запале, заставил Андрея потерять равновесие и рухнуть на землю. Содержимое собачьей миски, опрокинутое при падении, неравномерно окатило правый бок и вязко стекало.

В таком неприглядном виде и застал Андрея высунувшийся из времянки дед.

— Тьфу, язви тя в душу, — сказал старик неизвестно кому и вновь скрылся за дверью.

Андрей с помощью воды быстро отмыл замаранный бок и вошел во времянку. Запах свежеиспеченных пирогов, ворвавшись в ноздри, пробудил аппетит. Бабушка переливала из крынки в кружку купленное у соседки молоко, так как своей коровы старики по немощности уже не держали. Дед, шмыгая огромным красным носом, изредка встряхивал головой, наверное, по поводу казуса, в котором оказался внук недавно.

— Что стряслось опять, Андрюшенька? — запричитала бабушка, обернувшись к внуку.

— Да ничего существенного. Просто петух ваш задиристый больно.

— Ух, окаянный, он и на меня ить кидался третьего дня. Говорила деду зарубить его, а он, знай, все молчит да пыхтит себе в бороду. Внука нам на нет изведет, петух энтот.

— Не изведет. Поделом вам, — буркнул дед.

Петух в усадьбе действительно никого не боялся, кроме деда и, пользуясь поддержкой старика, с достоинством расхаживал, где ему было угодно, кидаясь на всякого, кто ставал ему поперек дороги. Благо куры неслись хорошо, и ему пока ничего не угрожало.

— Андрюшенька, садись к столу, не побрезгуй бабушкиными пирожками. Тесто на славу удалось, — обратилась бабушка к внуку.

— Андрю-ю-шенька, Андрю-ю-шенька, — передразнил старуху дед. — Как с мальцом с ним вошкаешься. Парню двадцатый пошел, а она все Андрю-ю-шенька.

— Так кровинушка ж наша.

— Ты спроси у кровинушки, когда он у нас последний раз был… Молчишь? Так я тебе отвечу. Полгода скоро будет. Совсем стариков забыли, — строго, с еле скрываемой обидой сказал дед.