Джеймс Херлихи - Полуночный ковбой

Когда Джой перечел телеграмму несколько раз, солдатик из службы капеллана осведомился, все ли с ним в порядке. Похоже, что Джой просто не понял вопроса. Он подошел к заднему борту грузовика и остался там стоять. Через несколько минут другой солдат обнаружил Джоя лежащим на боку под грузовиком: его трясло с головы до ног, изжеванная телеграмма торчала у него во рту, а руки судорожно вцепились в горло.

Молодой помощник капеллана прямо не знал, что и делать.

— С тобой все в порядке, солдат? — спросил он. Ответа не последовало. Несколько позже, он снова осведомился:

— Почему бы тебе теперь не вылезти оттуда?

Но Джой не пошевелился. У него было дикое выражение глаз, и помощник капеллана забеспокоился. Побежав за помощью, он вернулся с двумя солдатами, которые выволокли Джоя из-под грузовика, и доктором, который сделал ему укол. Затем они оттащили его в больницу, где он провел в полудреме от лекарств несколько дней, и, конечно, не успел на похороны Салли.

Через три недели он вернулся к своим обязанностям. Когда срок его службы завершился, Джой попытался остаться на сверхсрочную. Но, похоже, армия не испытывала нужды в солдатах, которые подобным образом реагировали на смерть обыкновенной бабушки. Они рассчитались с ним и демобилизовали его. Он вернулся обратно в Альбукерке, плохо представляя себе, что тут его никто не ждет, — это стало ясно ему лишь по прибытии. Он остановился в гостинице и стал звонить приятельницам Салли. Бабушка не оставила завещания. Он выяснил, что где-то в Кур д'Аллен, Айдахо у нее обитала сестра, о которой она никогда не упоминала. Эта старуха даже не подозревала о существовании Джоя. Приехав сюда, она ликвидировала все имущество мертвой косметички — включая дом, в котором Джой Бак жил с семи лет, — и вернулась к себе обратно в Айдахо, ничем не дав о себе знать.

И теперь, когда ему минуло двадцать пять и он был полон по самую макушку печали и сожалений, Джой ощутил настоятельную потребность подумать над своим положением. Но ему было трудно держать в голове достаточно много разнообразных мыслей, да и пределы его воображения были серьезно ограничены. В этом не было ничего порочного, но он был не подготовлен к таким ситуациям и не знал, как вести себя при таком сложном положении дел.

Несколько дней он оставался в гостинице, проводя большую часть времени в своей комнате с задернутыми шторами. Дни и ночи беспорядочно сменяли друг друга, и порой он забывал даже поесть. Почти все время он спал, и ему снились кошмары. Во сне и наяву он томился по Салли Бак и порой звал ее. Однажды ему показалось, что она вошла в комнату, когда он спал, и села на край его постели. Он проснулся, и она в самом деле была тут, рассеяно перебирая пальцы, как она делала в жизни. Он видел ее в профиль. Сквозь распахнутое окно она глядела на ночное небо. Он сказал: «Салли, что же мне делать?» Но она не подала и виду, что слышит его. Потом она что-то вымолвила, но он не разобрал. То ли «Я хотела бы вернуть мой дом», то ли «Я не могу ездить верхом». Что бы там ни было, Джою помочь ее слова не могли. Он был рад хоть тому, что смог снова увидеть ее.

Как-то ночью ему приснился сон, который с тех пор стал часто повторяться, сон, в котором бесконечная вереница людей уходила куда-то за край земли. Затаившись в каком-то зябком, темном и молчаливом углу, он со своего наблюдательного пункта видел, как они скрывались на востоке за линией горизонта, связанные золотыми нитями света, которые соединяли их пупки; они двигались под бодрые маршевые звуки, и он провожал их глазами, пока все они не исчезали за горизонтом, куда опускалось солнце. Здесь были кто угодно — водители автобусов и нянечки, музыканты, солдаты и девочки из магазинчиков десятицентовых мелочей; здесь были китайцы и летчики, доходяги, толстяки и рыжеволосые женщины; тут можно было найти шахтеров и банковских клерков, миллионеров и детективов из универсамов, гуру, детей, бабушек и воров; стоило подумать о ком-либо в этой золотой цепи, и он был тут как тут — проститутки, карлики, святые, сумасшедшие, копы, учителя, репортеры, просто хорошенькие девушки, бухгалтеры, старьевщики и мясники. Тут было место для всех, кроме него. Он много раз делал попытку присоединиться к ним, ища какой-то разрыв в цепи, пусть и маленький, но достаточный, чтобы втиснуться, но, как только ему удавалось обнаружить его, ряды тут же смыкались и цепь обретала твердое единство, которое невозможно было нарушить, неизменно оставляя мечтателя в его темном, зябком и молчаливом укрытии.