Где бы он ни появлялся, он ухитрялся создавать о себе впечатление, как о пустом месте. Одинокое детство научило его, что любой день, каким бы он ни был, откроет перед ним лишь чахлую пустошь бытия, на которой негде будет остановиться глазу, и он вечно где-то витал в мыслях, не допуская даже намека на то, что завтра что-то может измениться к лучшему. Даже стараясь удовлетворить какую-нибудь даму и истово желая доставить ей удовольствие, которое могло бы обеспечить ее вечную признательность и преданность, — а именно об этом он и мечтал, когда впервые стал заниматься любовью, — его мысли забегали куда-то далеко вперед, стараясь представить себе будущую жизнь, которую он мог бы вести с ней.
Таким образом, плывя по течению, Джой достиг своего двадцатилетия, и в жизни его так пока и не случилось ничего, что могло бы заставить его обрести качества настоящего мужчины. Когда ему минуло двадцать три года, правительство призвало его в армию. Он опасался, что не справиться с возложенными на него обязанностями. Так и случилось. Но на первых порах ему удавалось избавиться от тревог, о чем он и писал письма Салли Бак.
«Дорогая Салли!
Похоже, что капралом стать мне так и не удастся — в Колумбусе не очень печет, да и вообще в армии не так уж и жарко, ха-ха — я получил тут водительские права — с новыми корочками вернусь в добрый старый Альбукерке — как у вас там идут дела, быстро или медленно — ну, а меня вечно клонит ко сну, и я делаю то, что мне нравится —
с любовью Джой.
П.С. они тут меня зовут ковбоем».
Это было верно: какой-то сержант при случае назвал его ковбоем и остальные тоже стали так к нему обращаться. Ему это понравилось, и даже ходить он стал по-иному: у него появилась привычка засовывать большие пальцы в задние карманы брюк, словно под тяжестью пояса с пистолетом у него спадали брюки.
В армии было на что сетовать, и Джой выяснил, что жалоб на армейскую жизнь у него не меньше, чем у остальных, так что наконец он научился принимать участие в разговорах. Ребята, собравшиеся вокруг большого стола в бараке, то и дело говорили «ну, дер-рьмо», и кое-кто обращался друг к другу со словами «парень». Один молодой солдатик, который утверждал, что он родом из Цинци, — черт его возьми, нате — во время разговора небрежно ронял ругательства уголком рта. Джою понравилась такая манера, и он взял ее на вооружение. Мало-помалу он становился личностью, обретая свой собственный стиль поведения.
В общем-то он не так плохо проводил время, и месяцы бежали для него быстрее, чем это можно было бы ожидать от армии.
В октябре, когда шел второй год его службы, Джой писал:
«Дорогая Салли!
Ну вот и осталось отслужить только 59 дней, а потом я буду проситься на сверхсрочную, ха-ха (ничего себе шуточка, а?) — смотри, не умри от смеха — а вчера была инспекция, потому что этим медноголовым нечего делать как только инспектировать — ну вот, и все новости — так что будь хорошей девочкой, и пусть у тебя всегда горит камин для твоего самого лучшего приятеля — ну и кроме того, ты единственная, по ком я чертовски скучаю, так что провалиться бы всем им — случайно проверку я проскочил нормально — ну вот, пока —
с любовью Джой».
Это было его последним письмом к Салли, и он никогда и не узнал, что она не получила его. Потому что в далеком Альбукерке случилось нечто ужасное.
Его бабушка обрела нового ухажера, у которого было большое ранчо. Поскольку он был на несколько лет моложе Салли, эта разница в возрасте привела к необходимости невинной лжи. Например, она сказала ему, то, что было сущей правдой лет сорок пять назад: мол, она ездила верхом. Позже люди говорили, что мужик тот должен был бы понимать, что нельзя позволять Салли садиться в седло, ибо с первого взгляда можно было понять, что бедное маленькое создание хрупко, как стекло. Но в одно воскресное утро эта леди, которой минуло шестьдесят шесть лет, взгромоздилась на спину чалого жеребца и поскакала в пустыню со своим возлюбленным.
Тут и пришел конец четвертой блондинке в жизни Джоя Бака. Лошадь скинула ее, и пожилая леди разлетелась просто на куски.
Новость эта дошла до него как-то ближе к вечеру, когда он чистил грузовик в гараже. К нему подошел помощник капеллана и протянул ему телеграмму от женщины, которая работала в магазинчике Салли.
«ДОРОГОЙ ДЖОЙ ВАША ОБОЖАЕМАЯ БАБУШКА ПОГИБЛА УПАВ ЛОШАДИ БЛАГОСЛОВИ ВАС БОЖЕ ИСКРЕННИЕ СОБОЛЕЗНОВАНИЯ ПОХОРОНЫ ПЯТНИЦУ МАРЛИТА БРОНСОН».
Читать дальше