Виктор Пронин - Падай, ты убит!

— Кто это? — в полнейшем ужасе прошептал Вовушка, безуспешно пытаясь что-то прикрыть у себя ладошками.

— Ююкины, — ответил Шихин. — Игореша и Селена.

— Ты их звал? — спросил Ошеверов, почесываясь и вертясь в колючих зарослях малины.

— Они каждое воскресенье приезжают из Москвы, — ответил Шихин. — Там горячий асфальт, машины воняют бензином, а здесь тихо и свежо. Я им говорю — приезжайте на воскресенье... Вот они и приезжают.

— Ясно, — коротко ответил Ошеверов, в полу присядку пробираясь к рябине, на которой висели его штаны.

— Ой, мне стыдно! — шептал Вовушка. — Такая красивая женщина, а я раздет...

— Другой бы радовался, что представилась возможность... Пришла красавица, а ты голый, — хохотнул Ошеверов.

— Да ну тебя, — зарделся Вовушка. — Скажешь такое... Совестно прямо слушать! — Выплясывая на одной ноге, он второй пытался попасть в штанину, и никак у него это не получалось. — Вот и радуйся... Еще неизвестно, еще посмотрим, — бормотал он не то оправдания, не то угрозы. — Ну и крапива... Митька, почему ты не борешься с крапивой?

— А ты напиши на нее, — посоветовал Ошеверов.

— Думаешь, поможет?

— Тебе виднее.

— Злой ты, Илюша... Как крапива. Кусаешь без разбору... Когда-нибудь тебе станет совестно.

— А крапива, это вам надо знать, как никакое другое растение чувствует слабинку хозяев, — сказал Шихин, — она сразу выделяет обреченных, недолговечных и ленивых. Прежние хозяйки участка дрались с нею до последнего дня, но крапива вышла победительницей. Теперь она взялась за меня...

— Неужели и тебя выживет? — ужаснулся Вовушка.

— Разберемся... Пошли, Ююкины ждут.

От прочих людей Ююкины отличались подчеркнутым пренебрежением к быту, для них такие слова, как стирка, очередь, деньги, были хуже самой отъявленной матерщины. Они замечали вокруг себя лишь прекрасное, возвышенное, утонченное и этим были счастливы. Свои отношения они узаконили совсем недавно, а до этого жили как Бог на душу положит — свободно, раскованно, каждый сам по себе, однако под одной крышей, исправно выполняя но отношению друг к другу несложные обязательства. В подобной жизни оба находили дополнительные радости и наслаждения, поскольку каждый их день оказывался неожиданным, каждая ночь была немного порочной, а потому особенно желанной.

Одной из причин, почему Ююкины тянули с распиской, было то, что независимость каждого позволяла легче утрясать жилищные неудобства. Там комната, там какие-то права на какие-то метры, обмены, доплаты, прописки-выписки, а в результате трехкомнатная квартира в спальном районе Москвы.

Некоторое время и Селена, и Игореша никак не могли признать окончательно, что видят перед собой именно того человека, с которым не соскучишься до конца жизни. И, зная об опасениях друг друга, усвоили этакую смешливую манеру поведения. Это развлекало, позволяло уйти легко, посвистывая и похлопывая свернутой газетой но ноге. И уберегало от того, чтобы не оказаться в дураках, не оказаться брошенным, отвергнутым, забракованным. Они шли по жизни, словно бы легонько касаясь друг друга ладошками. В этом была взаимная привязанность и готовность в любой момент оттолкнуться от ладошки друга и выйти на другие круги, начать вращение вокруг иных тел.

Но настал момент, когда игры обоим надоели и захотелось чего-то простого, надежного, спокойного. И они расписались. И на здоровье. Даже ребенка завели.

В Селене Игорешу привлекла молодость и красота. Да и во всех других женщинах его привлекали опять же молодость и красота, независимо от того, обладали женщины этими качествами или же давно их утратили. Селена чаще всего бывала белокура, а уж упомянутый локон в виде буржуазного полумесяца придавал ей вид соблазнительно нездешний. Глядя на него, вы невольно вспоминаете Гонконг, Гамбург, Амстердам и другие города, куда вы не прочь съездить, одним глазком глянуть, чтобы затем смириться и успокоиться. Несколько крупноватый нос Селену только красил, подчеркивая необычайность и загадочность натуры. По земле она передвигалась размашисто, крупным шагом, чуть выворачивая носки в стороны, смотрела на мир насмешливо, умом обладала едким и очень ценила правильное произношение слов. Да, и главное — смех. Наверное, его можно назвать русалочьим. Смеялась Селена нечасто, но продолжительно, со странными подвываниями и орлиным клекотом. Неподготовленного человека ее смех заставлял цепенеть и ощущать в воздухе опасность. При этом он оставался вполне пристойным, не следует думать, что смеялась Селена чуть ли не сатанински. Да и не портили ее ни клекот, ни взвизгивание, наоборот, придавали всему облику непознаваемость, вызывали желание пренебречь приличиями и откинуть таинственный полог.