Возможно, это был высший миг его жизни.
Краткая речь, которую Дидро, обращаясь к нему, произнес в заключение, преисполнила его радостью. Я полагаю, — сказал Дидро, — что свет просвещения сможет зажечься в маленькой стране Дании. Что Дания, при таком просвещенном монархе, сможет стать образцом для подражания. Что все радикальные реформы, основанные на свободомыслии, терпимости и гуманизме, под руководством такого датского монарха, смогут быть проведены. Что датский король Кристиан VII сможет тем самым вписать свою главу в историю просвещения.
Кристиан был этим глубоко тронут и не мог вымолвить ни слова. А господин Даламбер мягко добавил:
— А мы знаем, что искра может зажечь пожар в прерии.
Струэнсе пошел провожать гостей до экипажей, а король махал им на прощанье из окна. Дидро отвел Струэнсе в сторону для небольшого разговора.
— Король скоро возвращается в Копенгаген? — спросил он, хотя именно это его, казалось, не особенно интересовало, он имел в виду нечто другое.
— Ничего еще окончательно не решено, — сказал Струэнсе. — Это, в некотором смысле, зависит от короля. От здоровья короля.
— А вы — королевский лейб-медик? И из Альтоны?
Струэнсе, с едва заметной улыбкой, сказал:
— Из Альтоны. Вы хорошо информированы.
— А вы, как я слышал, хорошо информированы об идеях французских просветителей?
— О них, но также и о Хольберге — крупном датском философе-просветителе, — сказал Струэнсе с улыбкой, истолковать которую французскому гостю было не дано.
— Говорят, — продолжал Дидро, — что король… болен?
Струэнсе не ответил.
— Неуравновешен?
— Очень талантливый, но впечатлительный молодой человек.
— Да. Я довольно хорошо информирован. Ситуация странная. Но вам он, похоже, полностью доверяет.
— Я — врач Его Величества.
— Да, — сказал господин Дидро. — Во многих письмах из Лондона мне сообщалось, что вы — врач Его Величества.
Это была минута странного напряжения. Лошади нетерпеливо переминались в упряжках, накрапывал дождь, а господин Дидро, казалось, хотел что-то сказать, но сомневался, стоит ли это делать.
Но, в конце концов, он сказал.
— Эта ситуация уникальна, — негромким голосом произнес господин Дидро. — Власть формально находится в руках талантливого, очень талантливого, но психически неуравновешенного короля. Некоторые утверждают — я не уверен, можно ли так сказать, — что он — сумасшедший. Вы пользуетесь его доверием. Это налагает на вас большую ответственность. У просвещенного монарха крайне редко существует, как в данном случае, возможность рассеять тьму реакции. В России у нас есть Екатерина, но Россия — это море тьмы на востоке. В Дании эта возможность существует. Не восстанием черни и масс. А при помощи власти, данной Всевышним.
При этом Струэнсе заулыбался и вопросительно посмотрел на него.
— Всевышним? Я не думал, что вы с такой теплотой относитесь к вере во Всевышнего.
— Королю Дании Кристиану VII дана власть, доктор Струэнсе. Дана. Кто бы ему ее не дал, но она у него есть. Не правда ли?
— Он не сумасшедший, — сказал Струэнсе после некоторого молчания.
— А если все же. А если все же. Я не знаю. Вы не знаете. Но если это все же так… то его болезнь оставляет пустоту в самом центре власти. У того, кто займет ее, будет фантастическая возможность.
Они постояли молча.
— И кто же, — спросил, наконец, Струэнсе, — смог бы ее занять?
— Все те же. Чиновники. Дворяне. Те, кто ее занимают обычно.
— Да, разумеется.
— Или кто-нибудь другой, — заметил тогда господин Дидро.
Он пожал Струэнсе руку, сел в экипаж, а потом высунулся наружу и сказал:
— Мой друг Вольтер обычно говорит, что иногда история случайно открывает уникальную щель в будущее.
— Да?
— И тогда можно протиснуться сквозь нее.
Это было 20 ноября 1768 года.
Это был величайший миг Кристиана, а потом продолжились чествования и приемы, и он постепенно стал погружаться обратно в серость, предвещавшую близкий мрак.
Казалось, что все вновь вернулось. По сути дела, Париж был еще ужаснее Лондона. Но теперь казалось, будто его вспышки ярости стали мягче. Он считался любителем театра, и каждый не посвященный приемам вечер устраивались специальные театральные представления.
В то время он чаще всего спал.
Он должен был поехать еще дальше, в Прагу, Вену и Санкт-Петербург, но, в конце концов, ситуация сделалась невозможной. Во избежание крупной катастрофы, было решено, что путешествие следует сократить.
Читать дальше