Пер Энквист - Визит лейб-медика

В воскресенье ему тоже не давали отдохнуть; господин Ревентлов дважды водил своего ученика в церковь, громогласно повторял принцу в ухо важнейшие умозаключения проповедника, время от времени щипал его и толкал в бок, чтобы подчеркнуть особое значение отдельных фраз. После этого принца заставляли повторять услышанное, и если он что-то забывал или понимал неправильно, его избивали с той силой, каковой требовала каждая конкретная тема».

Это и был «суровый допрос». Ревердиль отмечает, что Ревентлов часто избивал наследного принца так долго, что «на губах графа выступала пена». В дальнейшем вся власть должна была быть, безо всякого посредничества, передана мальчику избравшим его Богом.

Поэтому он ищет «благодетеля». Пока он никакого благодетеля не находит.

Прогулки были для Ревердиля единственной возможностью объяснять что-либо вне всякого контроля. Но мальчик казался все более неуверенным и растерянным.

Все, казалось, было лишено какой-либо взаимосвязи. Во время этих прогулок, которые они временами совершали вдвоем, а временами — в сопровождении камергеров, следовавших «примерно на расстоянии тридцати локтей», растерянность мальчика становилась все более очевидной.

Его язык, можно сказать, начинал поддаваться расшифровке. Ревердиль замечал, что все связанное с побоями и царившим при дворе распутством в языковом сознании мальчика было «праведным».

Упорно пытаясь увязать все воедино, Кристиан объяснял, что королевский двор — это театр, что он просто должен заучить свои реплики, и что он понесет наказание, если не будет знать их дословно.

Но был ли он при этом одним человеком или в нем уживались двое?

У итальянских артистов, которыми он так восхищался, была одна роль в пьесе и другая роль, «вне ее», когда пьеса кончалась. Но считал ли мальчик, что его собственная роль не имела конца? Когда же он находился «вне ее»? Должен ли он был все время стремиться стать «твердым» и делать «успехи», а также пребывать «в роли»? Если все было лишь репликами, требовавшими заучивания, и если Ревердиль говорил, что все было срежиссированно, и что его жизнь следовало только заучить и «исполнять», мог ли он при этом надеяться когда-нибудь оказаться вне этой театральной пьесы?

Артисты — те итальянцы, которых он видел, были, однако, двумя существами: одним — на сцене и другим — вне ее. А кем же был он?

В его рассуждениях не было никакой логики, но в каком-то смысле они все же были понятными. Он спрашивал Ревердиля, что собой представляет человек. И является ли таковым он сам? Господь отправил в мир своего единородного сына, но Господь в то же время избрал его, Кристиана, самодержавным правителем. А эти реплики, которые он теперь заучивал, тоже написал Господь? Была ли Господня воля на то, чтобы крестьяне, которых высылали ему навстречу во время путешествий, становились его партнерами по игре? И какова все же была его собственная роль? Был ли он сыном Господа? А кем же тогда был его отец Фредерик?

Избрал ли Господь и отца тоже, сделав его столь «праведным», почти как господин Ревентлов? А может быть, существовал еще кто-то, помимо Господа, какой-нибудь Благодетель Вселенной, который смог бы сжалиться над ним в минуты крайней нужды?

Господин Ревердиль строго говорил ему, что он не был помазанником Божьим или Иисусом Христом, что сам Ревердиль, конечно же, не придерживался веры в Иисуса Христа, поскольку был евреем; что он ни при каких обстоятельствах не должен был намекать на то, что является сыном Господним.

Это было бы богохульством.

Но наследник престола возражал на это, что вдовствующая королева, которая была пиетисткой и приверженкой секты гернгутеров [10] Религиозно-общественное движение гернгутеров возникло в 1727 г. в местечке Гернгут в Саксонии. , говорила, что истинный христианин купается в крови Агнца, что раны его подобны пещерам, способным скрывать грешника, и что это — спасение. Какая же тут была взаимосвязь?

Ревердиль просил его немедленно выбросить эти мысли из головы.

Кристиан говорил, что боится наказания, поскольку его грех очень велик: primo, он не знал реплик; secundo, он утверждал, что явился Милостью Божьей, будучи на самом деле перепутанным сыном крестьянина. И тут спазмы обычно снова возвращались: это ощупывание руками живота, движения ног, указующая вверх рука и вырывающееся у него слово, повторяющееся, словно крик о помощи или мольба.

Возможно, это был его способ молиться: слово повторялось, как и движение руки, все указывающей на что-то или на кого-то наверху, во вселенной, казавшейся мальчику столь запутанной, пугающей и бессмысленной.