Пер Энквист - Визит лейб-медика

— Мои дыни! Моя смоква!»

Гувернер констатирует, что министр финансов, поместный дворянин и граф господин Ревентлов играл в обучении самую что ни на есть центральную роль. Это обстоятельство способствовало тому, что Ревердиль до некоторой степени научился разгадывать загадки, которые задавал ему шифрованный язык мальчика.

Его все более поражали, в частности, физические странности принца. Казалось, что тот испытывает какое-то телесное беспокойство: он беспрестанно рассматривал свои руки, щупал пальцами живот, постукивал кончиками пальцев по коже и бормотал, что вскоре «добьется успехов». Он достигнет «состояния совершенства», что позволит ему стать таким, «как итальянские артисты».

Понятия «театр» и «Passauer Kunst» [7] «Искусство Пассау» ( нем .) — возникшее во время Тридцатилетней войны (1618–1648) в г. Пассау искусство составления «волшебных» писем с заклинаниями. сплетаются у юного Кристиана воедино. Никакой логики, кроме той, которую порождают у мальчика «суровые допросы».

Среди многочисленных странных представлений, бытовавших в то время при европейских дворах, была вера в существование средств, способных сделать человека неуязвимым. Этот созданный в Германии во время Тридцатилетней войны миф был мечтой о неуязвимости, которая и стала играть важную роль в особенности среди правителей. Веры в это искусство, именовавшееся «Passauer Kunst», придерживались и отец Кристиана, и его дед.

Вера в «Passauer Kunst» стала для Кристиана тайным сокровищем, которое он скрывал глубоко в себе.

Он постоянно рассматривал свои руки и живот, чтобы увидеть, добился ли он успехов («s’il avançait») [8] «Продвинулся ли он вперед» ( фр .). на пути к неуязвимости. Окружавшие его каннибалы были врагами, постоянно ему угрожавшими. Если бы он стал «сильным», а его тело «неуязвимым», он смог бы сделаться невосприимчивым к жестокостям своих врагов.

Врагами были все, но особенно самодержавный правитель Ревентлов.

То, что в качестве божественных образцов Кристиан называет «итальянских артистов», непосредственно связано с этой мечтой. Театральные актеры представлялись ему богоподобными. Боги были твердыми и неуязвимыми.

Эти боги тоже играли свои роли. При этом они были выше действительности.

В пятилетнем возрасте он побывал на гастролях итальянской театральной труппы. Прекрасная осанка актеров, их высокий рост и роскошные костюмы произвели на него такое сильное впечатление, что он стал считать их существами более высокого порядка. Они были подобны богам. А о нем ведь тоже говорили как о Божьем избраннике, и значит, если бы он добился успеха, он смог бы воссоединиться с этими богами, стать артистом и таким образом избавиться от «мук королевской власти».

Он постоянно воспринимал свое предназначение как муку.

Со временем у него к тому же зародилась мысль о том, что в детстве его перепутали. На самом деле он был крестьянским сыном. Это стало его идеей фикс. Его избранность была мукой. «Суровые допросы» были мукой. Если его перепутали, означает ли это, что ему никогда не освободиться от нее?

Ведь Божий избранник не был обычным человеком. И, следовательно, он со все большей лихорадочностью искал доказательства тому, что был человеком. Искал некий знак! Слово «знак» повторяется постоянно. Он ищет «знак». Если бы ему удалось найти доказательства того, что он был человеком, а не избранником, он освободился бы от королевской роли, от муки, от неуверенности и от суровых допросов. Если бы он, с другой стороны, смог сделаться неуязвимым, как итальянские актеры, он, возможно, сумел бы выжить и в качестве избранника.

Так представлялся Ревердилю ход мыслей Кристиана. Но уверенности у него не было. В то же время он был уверен в том, что перед ним образ, созданный воображением истерзанного ребенка.

Кристиан все больше укреплялся в убеждении, что театр был нереален и в силу этого являлся единственным действительно реальным способом существования.

Его мысль, которую Ревердиль прослеживает с величайшим трудом, поскольку логика здесь не совсем очевидна, его мысль заключалась в том, что если реальным был только театр, то все становилось понятным. Люди на сцене двигались подобно богам и повторяли заученные слова; это тоже было естественно. Актеры были реальны. Сам он был Милостью Божьей наделен ролью короля. Это не имело ничего общего с реальностью, это было искусство. Поэтому ему не было надобности стыдиться.

А вообще-то стыд как раз и был его естественным состоянием.