Васко Пратолини - Повесть о бедных влюбленных

— Ты теперь работаешь? — спросил он. — Кем?

— Я модистка, а ты?

— А я уже целую неделю хожу без работы. Раньше работал в парикмахерской, но мне там не нравилось.

— Почему бы тебе не поступить в типографию? Это хорошая профессия. Марио было всего двадцать лет, а он зарабатывал почти десять лир в день. Мой брат тоже учится на наборщика!

— Кто такой Марио?

— Самый замечательный парень на виа дель Корно. Только он недолго прожил у нас. Первое время все взрослые были при нем как-то веселее, добрее. Потом он уехал вместе с Миленой. Кажется, они теперь во Франции.

— А кто такая Милена?

— Дорогой мой, не все сразу. Про виа дель Корно надо не рассказывать, а петь под гитару. Самое же интересное, что на нашей улице как будто никогда ничего и не случается. Никак не пойму, в чем тут дело!

И вдруг он ответил, как умудренный опытом человек:

— Такова жизнь!

Ей почему-то вспомнились слова, которые Мачисте любил повторять, когда за игрой в лото он становился немного разговорчивее. Но Музетта забыла, что слышала эти слова именно от Мачисте.

— В жизни все одно к одному, — шутливо сказала она и рассмеялась. И тут же защебетала: — В воскресенье в «Олимпии» дают «Стентерелло пивовар». Ты пойдешь?

— То тебе не нравится «Ридолини», то вдруг нравится «Стентерелло»!

— «Ридолини» мне тоже нравится. Я нарочно сказа-ла — нет, хотелось услышать, что ты ответишь!

— Выходит, кое в чем наши вкусы все-таки сходятся! — многозначительно заметил Ренцо.

— Подожди с объяснением! — воскликнула Музетта. — Возможно, я уже занята! — Она густо покраснели и посмотрела вокруг рассеянным взором, пытаясь принять непринужденный вид, потом сказала, но уже совсем другим голосом: — Я — дурочка, да? Только говоpи правду!

— По-моему, ты хочешь показаться не такой, какая есть на самом деле. Ты славная девушка, только вот язык у тебя очень уж острый. И поверь мне, это тебе не идет.

— Ты должен меня простить. В меня сегодня вечером какой-то бес вселился. Поэтому я и болтаю разные глупости.

— Что с тобой случилось?

— Это не важно.

Они дошли до площади Сан-Фиренце. Впереди по виа деи Леони полз трамвай, вдалеке виднелась набережная

— Почему бы нам не пройтись еще раз? А потом уж можно и домой, — сказал он.

— Нет. Мне, конечно, очень приятно разговаривать с таким культурным юношей, как ты, но я вижу, ты уже принимаешь это всерьез. Неужели все вы, мужчины, одинаковы! Впрочем, я тебе не сказала, что я тоже обручена. Мой жених, наверно, тебе ровесник. Он живет в квартале Сан-Фредиано, работает в пекарне.

— И сегодня вы поссорились!

— Нет, не сегодня, вчера!

— Из-за чего поссорились?

Они остановились у лестницы Судебной палаты. Возле уличного торговца, продававшего платки и отрезы на платье, собралась толпа. Ренцо повторил свой вопрос. Музетта задумчиво смотрела на длинный ряд извозчичьих пролеток, выстроившихся вдоль тротуара по виа Кондотти. Газетчик громко выкрикивал названия газет, распродавая вечерние выпуски. Музетта тихо сказала:

— Что ж, я скажу, из-за чего мы поссорились. Может, это будет тебе на пользу! Мы поссорились из-за того, что он записался в «Авангардию» [47]. В этом, может быть, еще и нет ничего плохого.

— Действительно, что же тут плохого? — удивился Ренцо. — Я тоже хочу записаться в авангардисты. Сейчас я состою в «Католических бойскаутах», но там совсем неинтересно.

— Я знаю, вас заставляют ходить к обедне и причащаться!

— И не позволяют болтать на улицах с девушками! — сказал он и улыбнулся. Потом добавил: — А в «Авангардии» учат стрелять из револьверов. Из настоящих револьверов, понимаешь! И пули настоящие! Через несколько месяцев в Риме состоится счет авангардистов. И, знаешь, они все поедут в Рим бесплатно. Дуче сказал, что надо вести борьбу против тех, кто хотел бы покончить с фашистской революцией, и тут надежда прежде всего на молодежь.

— По-кон-чить? — протянула она, стремясь понять точный смысл слова.

— И если твой жених записался в «Авангардию» что ж тут плохого?

— Вот и он так думает! Он мне голову заморочил — только и слышишь от него: «мой инструктор» да «мой инструктор». И такой и сякой, всемогущий, вездесу-щий, прямо божество какое-то. А оказывается: его «инструктор» не кто иной, как центурион Бенчини. Иначе говоря, бухгалтер Карлино, проживающий в доме номер один на нашей улице!

— Бенчини? Я его знаю в лицо! — заметил Ренцо.

— А мы все его знаем лично! — ответила Музетта, И казалось, она вот-вот заплачет. Но она сдержала слезы, слезы сомнения и отчаяния. — Может быть, это и тебе будет полезно… ты должен знать… — Но она так и не докончила фразы и сразу умолкла, испуганная своей смелостью. Она озиралась вокруг, словно больной, затравленный котенок.