— Какими судьбами? Что случилось? — спросила она, идя им навстречу.
В ее присутствии радость покинула Марио и Милену, словно только в эту минуту они осознали положение вещей, спустились на землю с качелей радости и света, высоко возносивших их всю дорогу, и перед их глазами снова предстал горизонт, затянутый черными тучами, за которым скрывалось неведомое будущее. С возвратом к действительности вернулось и ощущение усталости от долгого пути. Наскоро рассказав обо всем Маргарите, они взмолились: «Где бы поспать?» В доме была только одна комната для гостей: Марио отправили туда, а Милена легла на постель Маргариты. Прежде чем заснуть, они через стенку пожелали друг другу «счастливых снов». И в самом деле оба уснули блаженным сном двадцатилетних влюбленных.
Они проспали часов десять, пока Маргарита не разбудила их, чтоб они поели, а потом снова легли. Была в полночь, когда Марио и Милена сошли в кухню, где для них накрыли стол. Родственники Маргариты уже ушли так как вообще ложились спать рано, да и не хотели стеснять гостей своим присутствием. Маргарита подала ужин и села около стола с вязаньем в руках. Они ели с аппетитом, естественным в молодости после долгого пути и долгого отдыха. Но теперь они помнили о том, что произошло, а молчание Маргариты не способствовало разговорчивости гостей.
Наконец Маргарита сказала Милене:
— Один наш знакомый поехал предупредить твою мать. Он человек верный и сумеет сделать все как надо Я просила передать, что ты вернешься завтра.
Милена встала и, обняв Маргариту, поцеловала ее. Та улыбнулась усталой улыбкой.
Поужинав, Милена и Марио почувствовали, что спать им больше не хочется, оба хорошо выспались. Из окон веяло прохладой, и им захотелось подышать воздухом. Они вынесли стулья в садик. Маргарита ушла спать, и Милена сказала, что скоро придет к ней.
В садике было полно светлячков; от земли, зелени и плодов шел свежий, возбуждающий аромат. Марио и Милена сели рядом под персиковым деревом. Милена прижалась к плечу юноши.
Куда— то за виноградники упала звезда, оставив за собой в небе длинный светящийся след. Милена сказала:
— В прошлом году летом я стояла у кухонного окна в моем доме в Курэ и ждала — вот упадет звезда и я загадаю желанье. Мне очень хотелось иметь ребенка! Может быть, я тогда была лучше!
— Просто ты была счастливей, — ответил он.
— Может быть, — сказала она и еще теснее прижалась к нему.
— Год назад и я был счастливей, — заговорил Марио, — а ведь я не знал тогда, что есть на свете Мачисте, что существуешь ты… Про виа дель Корно мне говорила Бьянка, но я думал, что это такая же улица, как и все другие. Я раньше никогда у вас не бывал. Однажды нарочно прогулялся там, как будто случайный прохожий. Но ничего особенного не заметил. Надо самому жить на виа дели Корно, чтобы понять ее!
— Жалкая улица, — сказала Милена и добавила, словно желая избавиться от какой-то возникшей мысли: — Много там сплетен и много нужды!
И тогда Марио высказал мысль, до которой додумался не сам, но которую всецело стал разделять, когда поразмыслил над ней.
— Но ведь и ты и я из того же теста сделаны, — сказал он. — И если мы теперь освободились от многих недостатков наших соседей, то, кто знает, не потеряли ли мы кое-что из их хороших качеств! Что бы ни случилось — улети мы хоть на звезды, — виа дель Корно всегда будет у нас в душе. Да не беспокойся: мы останемся на земле!
— И всегда будем держаться за руки, как в прошлую ночь?
— Да! — ответил он. — А не кажется тебе, что мы окончательно узнали друг друга только за эти последние часы? Хоть мы и не разговаривали?
— Теперь я понимаю, почему год назад мы были счастливее, — задумчиво проговорила Милена. — Дело не в том, что всякие беды отняли у нас счастье. Просто мы за этот год очень многому научились. И теперь жаждем все это высказать, а еще не умеем, не можем сказать так, как хочется. А раньше все было гораздо легче! То, что говорилось, было известно с самого рожденья: все было будничНое, обыкновенное. Теперешнее наше счастье, может быть, и состоит в том, что мы хотим говорить и у нас есть что сказать. Только это еще не получается. Вот, например, я тебя люблю и хорошо знаю, почему люблю, но я не могу тебе этого объяснить.
— И я тоже! — сказал он. — То же самое происходило, когда со мной разговаривал Мачисте. Я бывало думаю-передумаю в одиночку все то, что он мне говорил, и знаешь, у меня было такое же ощущение, как в детстве после вывиха ноги. Нет, не смейся! Нога у меня встала на место и больше не болела, но я ступал с опаской, словно еще не умел ходить.
Читать дальше