Васко Пратолини - Повесть о бедных влюбленных

У мусорщика Чекки зазвонил будильник. Только еще шесть часов утра, а Марио не выходит раньше половины восьмого! Бьянка решила сделать ему сюрприз. Обрадуется он или разозлится? Но если Марио не воспользуется случаем, чтобы выпросить у нее поцелуй, потом еще один, еще и еще, как это было в первые дни, значит, он больше ее не любит и все кончено: другая женщина завладела им.

Бьянка поспешно и вместе с тем тщательно оделась, со всех сторон оглядела себя в зеркале. На лбу волосы не совсем хорошо лежат, от пудры лицо бледнее, чем всегда. Жакет топорщится на плечах. Она слегка подкрасила щеки и губы, сняла жакет: «В юбке и в блузке как-то приличнее!» На дворе довольно холодно, но ведь надо всего только перебежать через улицу. Это самое трудное: перебежать улицу, чтобы никто не заметил! Хорошо еще, что час совсем ранний. Однако кое-кто из соседей уже встал и готовится выйти из дому. Бьянка стояла на пороге и со страхом, с затаенным чувством вины озиралась по сторонам; точно так же озирался Джулио в тот день, когда он вышел, чтобы спрятать мешок в угольной лавке. Бьянке повезло: она в один миг пересекла полутемную улицу, едва освещенную двумя фонарями, взбежала, по лестнице, и вот она уже стоит у дверей комнаты Марио. Теперь надо отдышаться. Отчего так стучит в висках, словно у нее жар, как в дни болезни? Наконец она постучалась. Сначала тихонько, потом посильнее, а так как Марио не просыпался, Бьянка начала барабанить в дверь и кулаками и ногами. Ей казалось, что эхо ее ударов разносится по всей виа дель Корно и из всех окон уже высовываются головы любопытных. Наконец из-за дверей донесся сонный, немного встревоженный голос Марио: «Кто там?» Бьянка не в силах была сдержать смеха, веселого и шаловливого, как у ребенка. Она быстро отворила дверь и, увидев Марио в майке, в трусах, с голыми ногами, разразилась хохотом. От неудержимого смеха у нее подкашивались ноги, она прислонилась к косяку двери. Однако Марио встретил ее весьма нелюбезно.

— Ты с ума сошла! Что тебе надо? — резко спросил он.

— Пришла навестить тебя. Что ж ты не приглашаешь войти?

— Да ты сознаешь, что делаешь? Тебя наверняка кто-нибудь уже заметил. Иди домой!

В ответ Бьянка проскользнула в дверь. Она вошла в комнату и, стараясь говорить непринужденным тоном, с вызовом спросила:

— Может быть, ты не один?

Но от этих игривых слов кольнуло в сердце, и она бросила быстрый взгляд на пустую смятую постель. Комната была совсем невелика, и мебель только самая необходимая. Бьянка сразу же подошла к спинке кровати и, невольно ухватившись за нее руками, спросила тихим и нежным голосом:

— Ты здесь спишь, да? Марио затворил дверь.

— Конечно. Как это странно, не правда ли? — ответил он с иронией, обидевшей Бьянку. — Ведь ты же сама нашла мне эту комнату.

Повернувшись к ней спиной, он стал натягивать брюки. Пока он одевался, Бьянка притворялась, будто рассматривает потолок. Потом спросила:

— Я вчера огорчила тебя? Ты сердишься?

— Да, сержусь! — решительно ответил Марио. — У тебя куриные мозги. В этом все дело!

— Давай помиримся? — прошептала она, робко поглядев на него. Он зашнуровывал ботинки. Волосы у него были растрепаны, в комнате стоял запах табака.

— Худой будет мир! Так и прощай тебе все, даже такие выходки!

Бьянка подошла к нему и села рядом на край кровати; она чувствовала, что надо быть мягкой и покорной. Марио сидел, совсем близко, она даже касалась его плечом. Они были одни, и в комнате пахло крепкими сигаретами. В последнее время Бьянка жила в постоянном страхе, в ожидании несчастья. И сейчас она была в каком-то забытьи, ее страшило пробуждение. Нежным девичьим голосом Бьянка лукаво спросила у него:

— Ты так и не хочешь меня простить?

Она ждала: сейчас Марио обнимет ее и поцелует. Но он, не глядя на нее, поднялся с постели и, отвернувшись, сказал:

— Мне надо с тобой серьезно поговорить, Бьянка. Я все равно хотел это сделать сегодня или, в крайнем случае, завтра. Но раз ты уже здесь, тем лучше. — И он решительно повернулся к ней лицом.

Растерянность сменилась мучительной тревогой. Для этого Бьянке достаточно было лишь взглянуть ему в лицо и услышать его голос. Лицо у него стало хмурое, сердитое и растерянное. Тогда она спросила с напускной ребяческой наивностью:

— Ты, кажется, хочешь сообщить мне что-то нехорошее?

— Да, нехорошее! Я знаю, что причиню тебе боль. — Он отложил гребенку, которой причесывался перед зеркалом, и сел рядом с ней. Наклонив голову, с трудом подыскивая слова, Марио продолжал: — Видишь ли… В молодости можно ведь ошибиться, правда?