Точно так же она не допускает никакой двойственности в, своих чувствах. Ни слепой страсти, ни бездеятельной рассудочности. В ней сильно развито чувство самоуважения, но это не мешает Милене быть непосредственной и мягкой к людям. Она способна на самопожертвование. И в то же время готова отбросить прочь жалость, когда за нею скрывается лишь душевная растерянность. Подсознательно Милена все понимает. Ею руководит то самое безотчетное чувство, которое подруги в разных случаях называют упрямством, гордыней или эгоизмом, а иногда далее бессердечностью. Они не понимают, что Милена хочет жить в ладах со своей совестью и не пытается любой ценой сохранить достигнутое благополучие. Так уж случилось, что даже на виа дель Корно расцвел цветок душевной гордости. И вот теперь этот цветок дрожит под порывами ветра. Каждый вечер, после встречи с Марио, ее одолевает вихрь сомнений.
В короткие зимние дни Милена уходит из санатория едва стемнеет. И ежедневно ей встречается на дороге Марио, возвращающийся после смены. Они разговаривают о том же, что и в первый вечер, когда Марио неожиданно увидел ее в аллее близ санатория, сидя у стены недостроенного дома. Тогда они долго беседовали вдвоем.
Марио говорит ей о политике, о своей работе в типографии, о мальчишеских проказах. Милена делится с ним откровенными мыслями женщины, которой несчастье на многое открыло глаза, вспоминает о своем детстве. Быть может, между ними уже зародилась любовь. Но не будет ли она лишь страданием? Сейчас Милена знает одно: кроме Марио, никто не поймет, что у нее на сердце. Только в самой себе, а не в подругах может она искать поддержки. У ее подруг разные характеры, но все они так или иначе оскорбят своими словами зреющее в ней чувство. То чувство, которое так пугает ее, но с каждым днем всё меньше.
Закончив чаепитие, «ангелы-хранители» сидят в гостя ной до семи вечера. Зачастую к ним присоединяется Креция Нези, возвратившись из своих увеселительных поездок.
— Вы так молоды, что возле вас я снова чувствую сей юной! — восклицает она. Но ее радикулит дает себя знать даже в эти приятные часы. Однако и тогда у вдовы не портится хорошее настроение.
— Проклятый Люцифер опять напоминает мне о моих годах! Вам не кажется, деточки, что дьявол большой нахал? Как он смеет залезать под юбки к женщине? — шу тит Креция Нези.
Девушки смеются больше из приличия, но всё-таки болтовня Креции Нези развлекает их.
Вдова все еще носит траур, однако умудряется наряжаться самым диковинным образом. На ней платье с атласной отделкой, сшитое по моде 1910 года, с огромной коралловой брошкой на груди. На руках длинные черные перчатки с раструбами, а на голове, словно у молоденькой синьорины, вьются игривые локончики. Выходя на улицу, она надевает щегольское черное пальто со стоячим воротником, но из-под пальто сантиметров на десять свисает подол платья, а сквозь черные шелковые чулки видны носки в резинку, плотно облегающие икры. Вдова Нези старается наверстать упущенное, вознаграждая себя за то «угнетение», в котором покойный муж держал ее целых двадцать лет.
— Моральное и физическое угнетение, — вы меня понимаете? — говорит она Луизе Чекки, почти каждый день обедающей у нее вместе с младшими детьми.
— Погодите! Пусть только кончится траур, я, как бог свят, снова зажгу огни! — вырвалось однажды у Креции Нези. — Плевать мне на всех сплетников с виа дель Корно. Вот им всем… — И она похлопала себя рукой пониже спины.
Недавно, увидев, как она шествует по улице с букетом фиалок на груди, Стадерини бросил шуточку.
— Дорогу Безумной Вдове! — крикнул он. А у Фидальмы невольно вырвалось:
— Деточка с фиалочками.
Отелло на людях не решился выступить в ее защиту и вечером с досадой выговаривал матери:
— Подумай о приличии. Никто из Нези еще не давал повода смеяться над собой!
Однако вдова передернула плечами, словно хотела сбросить с себя целую улицу со всеми ее сплетниками, подглядывающими у раскрытых окон, и ответила:
— Жалкие людишки, сын мой, жалкие людишки! Пусть эта вшивая команда скажет спасибо хоть за то, что благодаря нам она может погреться у огня!
Тем временем Аурора, разоткровенничавшись, открыла Бьянке, что Клара отдалась Бруно, чтобы не потерять его; она боялась, как бы Бруно «не привязался к другой женщине».
Приближалось время ярмарок. Ривуар надеялся занять со своим лотком наиболее выгодную в стратегическом отношении позицию и пополнить из выручки свои сбережении, сильно поубавившиеся за время болезни Бьянки. Но чтобы закупить оптом товар, ему нужно было взять у кого-нибудь взаймы денег. В один прекрасный день они
Читать дальше