Андрей Остальский - КонтрЭволюция

Желаемый эффект был вроде бы достигнут: от ласки милиционер еще более побагровел — настолько, что Наталья испугалась, не случится ли с ним удар. Но цвет все равно был не тот…

— Ничего у меня сегодня не выходит… — вздохнула она и пошла на кухню мыть кисти.

— Все, сеанс закончен, — крикнула она Мыскину. — Можете идти по своим делам.

Наташа мыла в тазу кисти, а из комнаты доносились какие-то странные звуки.

— Я говорю, можете идти, — крикнула Наташа еще раз. Но Мыскин все не уходил. «Чего он там», — раздраженно думала Наташа. Вернулась в комнату, с порога начала говорить:

— Слышите, я…

И остановилась как вкопанная.

Отвернув голову, чтобы уж точно не встретиться с ней взглядом, сержант быстро раздевался.

— Что вы делаете? Зачем! Не надо таких жертв сумасшедших, это же не ваша вина, что…

Но Мыскин уже скинул всю одежду. И результат явно превосходил все ожидания: сержанту было чем похвастаться. Причем теперь он смотрел в упор на Наталью своими безумными белесыми глазами, а рот его криво и страшно скалился.

— Смотрите, смотрите на меня! — верещал он своим утробным голосом.

Наталья бросила кисти в таз, всплеснула руками. Уселась на стул.

— О боже мой! У меня участковый — эксгибиционист! — бормотала она. — Только этого мне и не хватало…

Это наивные обыватели думают, что КГБ — это на Лубянке. Или, строго говоря, на площади Дзержинского. На самом-то деле самая важная, самая могущественная часть Конторы находится прямо в Кремле — вход через Боровицкие ворота. То есть у Ульянова какой-то кабинетик символический и на Лубянке имелся, но главное его логово было здесь. Кабинет не таких размеров, конечно, как у секретарей ЦК, но тоже ничего себе — не меньше, чем у министра. А чем Девятое управление не министерство? Народу работает — если со спецполком считать да с комендатурами — тьма-тьмущая. И не только оперативные сотрудники, но и технари, и всякий вспомогательный состав. И врачи, и инженеры, и шоферы. Не говоря уже о прислуге и каких-то вовсе загадочных людях, о чьих обязанностях лучше не вспоминать. И среди отделов и подразделений — самый страшный и загадочный — спецотдел. Про его существование Софрончук, кстати, случайно узнал, ему, вообще-то, об этом знать не положено. Так что лучше не вдаваться и не задумываться. А то еще выдашь себя каким-нибудь образом.

А по реальной власти и влиянию далеко не всякий министр с Ульяновым сравнится. Разве что обороны и внутренних дел, да еще, конечно, председатель Комитета, тот вроде как Ульянову — прямой начальник. Но в том-то и дело, что — начальник скорее номинальный. Или, скажем так, не постоянный. Когда начальник, а когда — и нет. Сложно даже словами объяснить. Софрончук это начал понимать на каком-то интуитивном уровне, только проработав в системе лет двадцать, да и то благодаря тому, что выдалось прикрепленным у предыдущего Генерального послужить. Вот тогда и узнал он, что, оказывается, начальник «девятки» — лицо в большинстве случаев более доверенное, более близкое к Генеральному, чем председатель КГБ. На том же примерно уровне, как управделами ЦК, который всем добром партийным командует. Бывают ситуации, когда начальник «девятки» может фактически председателя снять! А вот наоборот — едва ли… Хотя, с другой стороны, когда Генеральный меняется, вся верхушка «девятки» тут же превращается как бы в ненадежных, опасных людей, и тогда уже скорее председатель занимается их удалением и трудоустройством. Консультируясь, разумеется, с новым Генеральным, а иногда и с его женой.

В слухи о том, что некоторых начальников службы охраны и даже рядовых, но слишком много знавших оперов отправляли на загородный объект Спецотдела и там растворяли в ваннах с серной кислотой, Софрончук не верил. Хотя правда и то, что некоторые его коллеги после перемен наверху иногда бесследно исчезали, но наверняка их просто переводили куда-нибудь в Магаданское управление. Но чтобы убивать — не в сталинские же времена живем! Теперь, если такое и возможно, то уж в каких-то совсем странных, самых исключительных обстоятельствах. Да и то сказать, когда на эту работу приходишь, то берут же с тебя подписку о готовности, если потребуется, и жизнью пожертвовать. Ты все же офицер и почти на войне, почти на переднем крае. А то как привилегии, как допуск к высшим тайнам, к огромной власти, так это вот они мы, с тарелкой и ложкой… А как ответственность на себя принять, так это наших нету. Обнаглели.