— Помидорами?
— Представь себе! Красными, с укропчиком…
Я облизываюсь.
— А что! — говорю. — Не такой уж плохой запах.
— Разумеется. Если он исходит от овощей, а не от девушки.
Я думаю: а чем, интересно, я пахну? Но сращиваю другое:
— А какие тебе нравились?
— Такие, как ты, — отвечает он.
Кажется, я даже краснею в темноте. Папа не скупится на обидные слова, если попадешь ему под горячую руку, но и на комплименты тоже щедр.
— Когда-то я мечтал пройтись по городу с такой вот симпатичной и умной девушкой, Черта с два! Они и близко не подпускали меня.
— Зато, видишь, теперь подпустили.
— Теперь подпустили. Терпение, брат! Рано или поздно одни наши желания отмирают, другие — осуществляются. Это как письма «до востребования». Если в течение определенного срока за ними не явился адресат, их отсылают обратно.
Некоторое время идем молча. Я размышляю над папиным сравнением.
— Но ведь тогда, — приходит мне в голову, — я никогда не узнаю, что в них. В письмах этих.
— Ничего, — успокаивает он. — Узнаешь, что в других. Тоже своего рода компромисс.
Я не подаю виду, но мне делается грустно. Не хочется, чтобы предназначенные мне письма ушли назад непрочитанными.
Запись четвертая
МУРАВЕЙ НА ГЛОБУСЕ
— Куда прикажете? — осведомился водитель почтовой тележки.
Я пожала плечами.
— Мне туда, — и показала вперед.
— Мне тоже.
Мы пересекли привокзальную площадь и двинулись вниз по бульвару.
— Вас зовут Маша, — сказал он.
Теперь мы ехали рядом. Вернее, ехал он, а я шла.
— Не угадали.
Дорожка была узковата, и нам уступали дорогу,
— А я и не собираюсь гадать. Я знаю точно. — Он улыбнулся, и так ослепительно блеснули на круглом рыжем лице ровные зубы.
— Но ведь и я тоже знаю…
— Не обязательно. Вы можете заблуждаться. Если ваши родители прошляпили, когда называли, то как вы можете узнать свое настоящее имя?
— А как вы узнали?
— Свое?
— Нет, мое, Ну, и… свое тоже.
И закусила губу. Получилось, будто я напрашиваюсь на знакомство.
Он вскинул руку — как раз под деревом были мы, — а когда опустил, я увидела веточку акации. Зеленую! Первое дерево, которое выбросило листву, — все другие были пока что голые.
— Меня зовут Иваном Петровичем, — сказал он и протянул мне веточку, как цветок.
Я взяла ее и, как цветок, понюхала,
— Очень приятно.
— Что меня зовут так? Или пахнет приятно?
Так со мной еще не знакомились. Некоторые, правда, заговаривали на улице, однажды водитель остановил специально для меня троллейбус, уже отъехавший от остановки, а в другой раз двое ребят подарили дрессированную стрекозу. Она была голубой, тоненькой и сидела на ухе одного из них. Он поднес палец, стрекоза перебралась на него, а уже с пальца — на мое плечо. Я шла и косилась, как Топа на ошейник. Возле дома стала. «Ну, лети», — и тихонько подула. Прозрачные, с синими прожилками крылышки покачались туда-сюда и снова замерли. Тогда я по примеру хозяина подставила палец. Выпуклый стрекозий глаз внимательно глядел на него, но, видимо, мой палец не внушал доверия. Пришлось отцеплять ее от платья.
— А мне подарили стрекозу, — похвасталась я дома. — Ученую!
Папа смотрел, смотрел на меня, и взгляд его вдруг затуманился. Я поняла, что он сочиняет сказку.
Ксюше стрекоз не дарят. Но зато ей дарят бананы, бусы и горячие бублики. А еще делают предложения, в ответ на что она, девятилетняя бандитка, выдергивает у мальчишек волосы и разрисовывает фломастером их сандалии. Полкласса влюблено в нее. Она не отвечает взаимностью. Другому отдано ее сердце. Я не могу назвать тут его имени, потому что тогда она не даст мне проходу, но оно, имя это, известно всем. Как и его веселые песенки (мне они тоже нравятся). Его усатое лицо знают даже те, кто никогда не смотрит телевизор. Но по улице-то они ходят, а значит, видят сумки с его изображением. Холщовые пляжные сумки с веревочками вместо ручек. В Гульгане на бабушкиной фабрике делают их.
В меня не влюблено полкласса. И четверть тоже. Вообще никто. Это папа находит во мне что-то особенное, а мальчишки — нет.
— Ты неправильно ведешь себя с ними, — сделала вывод троюродная Алла после вечера в клубе медработников.
А с Иваном Петровичем? С ним правильно? Позволила б троюродная Алла так сразу провожать себя, да еще с нелепой тележкой?
Я показала на посылки глазами.
— Их ведь ждут где-то.
— Еще как!
— А вы их куда везете?
— Как куда? Куда надо им.
Читать дальше