Франсис Понж - Четыре текста

Его любопытство в этой области чревато глубокими страданиями.

Стоит, впрочем, отметить, что ему до этого нет никакого дела. Нет ничего более очевидного (ни более удивительного), чем это свойство человека спокойно жить посреди тайны, в полном неведении того, что его так близко касается, так серьезно затрагивает.

Признаемся: человек над этим просто смеется. Кажется, он готов заниматься чем угодно, но только не собственным телом.

У человека нет никакой любознательности, никакой любви к своему телу, к его частям. Человек к своему телу до странности безразличен.

Человек держится стоя лучше, чем наиболее человекообразная обезьяна. Он завершил свое выпрямление.

Однако нет никакой уверенности, что он завершил свою физическую эволюцию. Некоторые признаки, наоборот, доказывают, что и т. д.

(Не думаю, что отношусь к нему свысока.)

Человека нужно поставить на его место в природе: оно довольно почетно.

Человеку нужно вернуть его положение в природе: оно достаточно высоко.

Человек считает природу абсурдной, таинственной и жестокой. Ладно. Но для человека природа существует лишь сквозь человека. Так пусть не страдает. А лучше порадуется за себя, ведь у него есть возможности:

1) держаться в равновесии: инстинкт (подобный свойству болванчиков со свинцовым основанием, которые всегда выпрямляются), наука, мораль (то есть искусство физического и умственного здоровья);

2) выражать природу, осмыслять ее, избавиться от любого комплекса неполноценности по отношению к ней: литература, искусство.

До сих пор человек был социальным животным ненамного более цивилизованным, чем прочие (пчелы, муравьи, термиты и т. п.). Скорее, даже менее. Однако по некоторым признакам кажется, что и т. д.

Он изъял из себя идею Бога. Надо, чтобы он ее вновь в себя вобрал.

«Я пришел в мир с этим телом, — думает человек. — Не могу сказать, что оно мне в тягость, нет, скорее на пользу. Оно обременяет в меру, оно обременяет меня минимально. Но я действительно не испытываю к нему никакого чувства привязанности или верности, оно не вызывает во мне даже простого любопытства. Оно такое? Ну и ладно! Пусть такое! Возиться с ним я не собираюсь. У меня и без этого хватает дел».

Он пеняет на свое тело, когда вынужден тратить на него свое время.

Курьезная беззаботность…

Вообще беззаботность человека не перестает нас удивлять.

Скажем, она, по меньшей мере, примечательна (если не восхитительна); она, наверняка, одна из характерных его черт.

Человек есть бесстрашие и прогресс. Он продвигается вперед радостно, воодушевленно, отважно. Он чувствует, что должен обязательно что-то открыть. Он действует почти как насекомые, которые беспрестанно шевелят усиками, посреди какого-то необозримого и абсолютно загадочного ландшафта.

Так и человек любопытен скорее к самому себе, чем к своему окружению. К миру, к его происшествиям, к его ресурсам. Он готов его пересекать на всех скоростях (но комфортно) — его разрушать — его перестраивать.

Когда мы рассуждаем о человеке, главное — не в том, чтобы открыть новые и неизвестные истины: сюжет был изучен вплоть до самых укромных мест (?). А в том, чтобы рассмотреть его сверху и под разным освещением, со всех точек зрения. И, наконец, воздвигнуть ему крепкую статую: строгую и простую.

Вся сложность в том, чтобы отстраниться. Следует от него отделиться, отдалиться на достаточное, но не чрезмерное расстояние.

Это не так просто. Он привлекает (манит автора, слово, перо) как магнит. Он притягивает вплотную, он поглощает, подобно тому, как тело всегда стремится поглотить свою тень. Тени, кстати, никогда не удается ни отделиться от тела, ни дать о нем представление, хоть сколько-нибудь не исказив…

Булыжник, ивовая клетка, апельсин: вот легкие сюжеты. Вот почему, наверное, они меня и заинтересовали. Никто никогда об этом ничего не говорил. Хотя достаточно было сказать самую малость. Достаточно было подумать: это не так уж и трудно.

А как же человек, возразят мне…

Человек стал — по многим причинам — сюжетом для несметного множества библиотек.

По той же причине, по которой никто никогда не говорил о булыжнике, все постоянно говорят о человеке. О чем же еще говорить, как не о нем?

Однако никто никогда не пытался — насколько мне известно — создать в литературе строгий портрет человека. Простой и полный. Вот что меня прельщает. Надо сказать о нем все в одном маленьком томе… Итак! Один на один!