Владимир Лорченков - Автопортрет художника (сборник)

– Кусай! Давай же!

Я осторожно помял все это мясо, и начал слегка покусывать.

– Нет, не так! КУСАЙ!!!

Я решился и сжал челюсти. Давление было, скажу я вам, не меньших атмосфер, чем в пасти бультерьера. И чтобы вы думали? Сука блаженно застонала. Ага! Так она извращенка! Так ты извращенка, мать твою?! Я так обрадовался, что нанес ей серию мощных укусов прямо в огромные соски.

– Да, да, так…

Через полчаса она вся взмокла. В смысле, не только пизда. Но и все тело. Она просто вспотела. Но трахнуть себя не дала. Сейчас, вспоминая это, я смущен и задумчив. Выглядели мы, должно быть, смешно. Она, – выше меня на полголовы, и тяжелее килограммов на двадцать, семнадцати лет; я – совсем еще сраный ребенок, худой, как жертва сраного концентрационного лагеря, четырнадцати лет и десяти месяцев от роду. Зато с членом было все в порядке: она была приятно удивлена. Но не дала, нет.

– Не все сразу, не сразу, – бормотала она.

Пришлось ограничиться сиськами.

Сука кончила девять раз.

ххх

– И я попросила, чтобы они тебя не трогали!

Ладони у меня вспотели, но об майку я их не вытирал. Дурной тон, знаете ли. Только что я попробовал поднять Стеллу на руки, но, естественно (я же говорил – разница в весе) , уронил. Чтобы все это выглядело прилично, уронил я ее в кусты, и сам туда повалился. На нее. Тут-то она мне и говорит:

– Есть здесь на турбазе один пацанчик (о, блядь, как же я ненавижу ваш птичий язык!) , и я ему, кажется, нравилась, и вот раз мы с тобой, я решила, чтобы он со своими пацанчиками тебе ничего не сделал, поговорить с ним, и попросить, чтобы они тебе ничего не делали, и…

– Эй, эй, эй! Стоп. Они что-то собирались делать? – спрашиваю я ее.

– Ну, я так думаю, так же всегда бывает, когда тебе нравится какая-то девушка, а другой паца…

– То есть, – мать вашу, я призадумался, – у него, может, и в мыслях-то ничего дурного не было, а тут подходишь ты, и прямым текстом говоришь ему: надо бы моему парню врезать, да ты уж этого не делай!

– Ты что, боишься?

– Боюсь?! – заорал я с испугу. – Да клал я на него! Срал я на этого придурка! Да я таких десятками в гроб укладываю! Срал я на него и на его сраную банду!

Встав, и отряхнувшись, я увидел у самого куста его и его сраную банду.

Слава Богу, вокруг было полно взрослых.

ххх

– Идем на дискотеку! – она прихорашивалась у зеркала.

– Что-то не хочется, – я лежал на кровати.

Мы еще не потрахались. Но должны были. Родители должны были приехать на следующий день. Я был зол на нее из-за того, что эта манда нашла приключений на мою задницу, но не собирался отступаться, пока не суну ей между ног. Не собирался. День был, как назло, чудесный. Как я люблю: чуть пасмурный, с ветром. Тополя гнулись, мы отмахивались на скамейке от налетевшего песка.

– Вечером перепихнемся, – сказала она.

Я ничего не сказал, но мои яйца исполнили румбу. Вселенной не было: была скамейка, был я, Стелла, ее тягучая фраза со словом «перепихнемся» и мои яйца, мои дорогие, обожаемые яйца, мои маленький друзья – яйца, которые исполнили в невесомой Вселенной румбу, будучи подвешены к центру Вселенной – ко мне.

И до вечера мы лизались в ее комнатушке. А вот сейчас ей приспичило на дискотеку. Но пойти надо было, иначе сука бы решила, что я струсил.

Естественно, я струсил.

– Может, здесь посидим? – я попытался в последний раз.

– Хочу танцевать.

– Ну, ладно.

ххх

– Быстрее!

Мы помчались до конца аллеи. Оттуда до корпуса было рукой подать. Вдалеке слышались ругань и топот. Это неудавшийся дружок моей дорогой Стелуцы, в сопровождении десятка приятелей, стремился нас догнать. С дискотеки мы сбежали через минуту после того, как пришли. Едва я успел пригласить ее на медленный танец, она заметила что-то, и потащила меня от площадки.

– Ну, и зачем нам эти неприятности на нашу-то задницы, а?! Сидели бы в комнате!

К счастью, мы добрались до комнаты раньше, чем они. В дверь ребятишки ломиться не стали: на первом этаже сидели дежурные. Но, выйдя на балкон покурить, я увидел их стоящими внизу.

– Поссать на вас, что ли? – спросил я.

– Утром все равно выйдешь, – улыбнулся один из них, самый здоровый.

– Меня зовут Джейн Эйр. Я подумаю об этом завтра.

Закрыв дверь на балкон, я подхватил ее на руки, снова не удержал, и мы упали. До полуночи я кусал ей сиськи. Потом она решилась снять трусы, и мы поебались. Один раз я трахнул ее в подмышку. Там было столько волосни и пота, что большого отличия от мохнатки я не нашел.