Владимир Лорченков - Автопортрет художника (сборник)

Иисус все-таки оплатил издание Завета и оплатил сполна.

Просто это был безналичный расчет.

Первый раз я повел его на бассейн зимой.

Мне казалось, ему понравится то же, что и мне – мы же все-таки отец и сын..

Например, первое теплое касание, которое еще не стало удушливым и жарким, – как в конце тренировки – ведь зимой в воду ныряешь, как в постель в холодной комнате.

Еще – думал я – он обратит внимание на ощущение невесомости. Когда повисаешь между дном и поверхностью, воображая себя космонавтом, с оторвавшимся от станции «Мир» – или откуда они выходили в открытый космос? – тросом. Это ощущение и это зрелище, – зрелище перевернутого мира – так завораживает, что даже на Земле не хочется спасать себя и всплывать.

Лишь инстинкты выталкивают тебя из воды против воли.

Я знал, что у ныряльщиков это называется блаженство апноэ, и сам испытал его не раз, поэтому готов был страховать сына. Наконец, я ожидал, что ему понравится запах хлорки – легкий, неистребимый, я пахну им даже спустя 14 лет после того, как бросил тренировки. Еще… В общем, я нафантазировал многое из того, что вроде бы, должен был сам ощутить в детстве, когда меня, пятилетнего, первый раз привели плавать. Это был мрачный бассейн в здании бывшего монастыря где-то в Белоруссии, раздевалки были оборудованы в цементных кельях и там сильно тянуло по ногам, а над головами мозаичных пловцов – которыми украсили стены, – слабо светились полузатертые нимбы, и из-за узких окон было темно. А бассейн должен быть светлым. Как католическим храм на Рождество. Плавание само по себе депрессивный вид спорта, – ты все время один и ты все время думаешь, – поэтому в бассейнах должно быть много света, солнца, неба, и радости.

Поэтому впервые я привел его в открытый бассейн.

Над водой поднимался пар и я аккуратно придерживал мальчика, помогая работать ногами, и не опустить плечи в воду слишком глубоко. Видимо, не очень внимательно, потому что плечи все равно уходили. Особого значения это не имело. Я знал, что это всего на первых три-четыре занятия, а потом им займется тренер. Так что, придерживая сына, я думал совсем о другом. Например, что именно ему понравится в воде в первый раз. Что же. Моя бывшая жена оказалась абсолютно права, когда говорила, что у меня нет дара предвидения. Все мои предсказания не сорвали банк.

Больше всего ему понравилась Ромашка.

ххх

Ромашка была старой собакой восемнадцати лет. Левая задняя нога у нее была короче остальных на пару сантиметров после того, как ее кто-то ударил. Мне пришлось сказать мальчишке, что она споткнулась и упала, потому что я не хотел его расстраивать. Увечье собаку не озлобило: добрая и грустная, Ромашка встречала всех посетителей бассейна «Динамо», лежа у входа. Вы попадали на территорию бассейна, проходили через двор – там к вам бросался веселый и молодой Мишка, еще один пес, – и поднимались по ступенькам к основному зданию. Там, на тряпке у входа, лежала она. Чтобы зайти, вам следовало ее переступить.

Мальчишке было всего четыре года, и ему для этого не хватило длины шага.

Так что я просто поднял его и перенес. Все это время он смотрел на Ромашку, как космонавт смотрел бы на Землю или какой-другой ориентир, окажись он в свободном пространстве в открытом космосе. Она была для него чем-то вроде точки притяжения взгляда, пока он описал вокруг нее траекторию.

Ромашка даже головы не подняла.

А он не отводил от нее взгляда, пока мы не зашли в раздевалку.

В воде мы провели полчаса примерно, потому что она была холодная. Бассейн «Динамо» работал с перебоями – многие бассейны вообще закрылись, и плавание в Молдавии медленно подходило к концу, и даже в «лягушатнике», куда я его выволок, как на буксире, температура была не больше 24 градусов. Так что уже через полчаса губы у него посинели, и он сильно трясся. Пришлось идти в душевую, греться – там горячая вода в тот сезон еще была. Я поставил мальчика под душ, и он кажется, понял, что такое посттренировочное блаженство – отогреваться в помещении, полном пара. Голову он не поднимал, потому что вода тогда заливала его лицо, и вокруг глаз у него из-за очков были круги, так что выглядел он очень серьезно.

– Ну, что, понравилось? – спросил я.

– А что больше всего понравилось? – спросил я, когда он кивнул.

– Ромашка, – сказал он.

С этого дня все те два месяца, что мы ходили на бассейн по понедельникам, средам и пятницам, мы приносили Ромашке поесть. Обычно это было какое-нибудь мясо второго сорта, я варил его наспех в кастрюле на пару, но, конечно, на диету мы ее не посадили – на диете как раз были мы – всякий раз, когда я чистил курицу, мальчишка забегал на кухню и следил, чтобы я оставил жир Ромашке. У бедняги, почти не осталось зубов и ей трудно было жевать. Так что жир она глотала.