Чак Паланик - Призраки

Вполне может быть, что у нее есть электрический нож, который ей подарили на свадьбу, полжизни назад, и которым она никогда не пользовалась. Он так и лежит в подарочной коробке с подробной инструкцией, как разделать индейку… разрезать кусок ветчины… и баранью ногу.

И ни слова о том, как расчленить детектива.

Вам стоит подумать о том, что, может быть, я хотел, чтобы меня подловили.

Меня, злого и нехорошего дядю, который шпионит за бедной Сарой Брум и ее кошачьим семейством.

Также вам стоит подумать о том, что, может быть, и ей тоже хотелось, чтобы ее подловили. Нам всем нужен доктор, который вытащит нас из уютной утробы. Мы стенаем и плачем, но мы все равно благодарны Богу, который вытурил нас из Рая. Мы любим тех, кто нас судит. Обожаем своих врагов.

На всякий случай, если Сара Брум где-то рядом, снаружи, я кричу:

— Только, пожалуйста, не казнитесь по этому поводу…

На двери сортира снаружи нет никакого замка, закрыться можно только изнутри, так что я трижды обвязываю сооружение веревкой и закрепляю ее тройным бабушкиным узлом. Мужик внутри тужится и кряхтит, испражняясь в дыру, над которой сидит орлом. Шлепает себя, прибивает слепней и комаров, что летят из темноты; ему есть чем заняться, и он не слышит, как я завязываю тройной узел и забираю его портфель в автофургон, чтобы спокойно все рассмотреть.

В портфеле у детектива — компьютерные распечатки с именами, характером инвалидности и адресами. Вот они, люди с кистевым туннельным синдромом. С неспецифическими повреждениями мягких тканей в области поясницы. С хроническими болями в шейных позвонках. Тут же — название страховой компании, кормилицы инвалидов. Названия всех обезболивающих препаратов, которые выписывают человеку в каждом конкретном случае.

Я тоже есть в этом списке. Вот: Юджин Дентон. Там, в портфеле, целая пачка визиток, перетянутая резинкой. На всех визитках одно и то же: Льюис Ли Орлеан, частный детектив. И номер телефона.

Я набираю указанный номер, и сотовый телефон в портфеле начинает звонить.

Снаружи кричит Льюис Ли Орлеан. Зовет меня, чтобы я помог ему открыть дверь.

Если это поможет Саре убить меня, я расскажу ей, как он кричал, детектив. Как он рыдал, закрывая лицо руками, и рассказывал мне, что у него есть жена и трое детишек. Еще совсем маленьких. Но он не носил обручального кольца, и у него в бумажнике не было никаких фотографий.

Говорят, человек чувствует, когда на него смотрят. Ощущение такое, как будто по коже ползают муравьи. Но я ничего такого не чувствовал. В тот день я возился с машиной. Переставил колеса, проверил, не сильно ли стерлись тормозные колодки. Поменял масло с зимнего 10-10 на летнее 10-40. Там, на крошечном экранчике видеокамеры, я достал из-под фургончика полную канистру с автомобильным маслом и потащил ее к машине, держа под мышкой. Я, совершенно недееспособный, травмированный на рабочем месте шофер из отдела доставки, который клялся на суде, что я не могу даже зубы почистить нормально, потому что руки не поднимаются. Искалеченный инвалид, которому только и остается, что до конца жизни пастись на травке. Но там, на экране видеокамеры, голый по пояс — пот из подмышки стекает ручьями на канистру с маслом и расползается темно-коричневой тенью, — я мог бы сойти за циркового силача.

Жить на природе, на свежем воздухе, не переедать, хорошо высыпаться… Этот загорелый маленький человечек с рельефными мышцами — я был таким в девятнадцать лет.

Мне в жизни не было так хорошо, а этот мужик, запертый у меня в сортире, мог все это разрушить.

В случаях серьезного производственного травматизма страховые компании всегда подают апелляцию. Иногда слежка за человеком продолжается несколько лет. Для того чтобы снять пять минут четкого видео, как этот калека загружает в багажник пикапа тяжеленную почвофрезу. Запись показывают на суде, и вот оно: дело закрыто. Инвалидность снимается. Истец считал себя обеспеченным на всю жизнь: не дохлое денежное пособие каждый месяц, бесплатное медобслуживание, плюс викодин, перкоцет и оксиконтин в необходимых количествах, чтобы ему было хорошо до конца дней. Но ответчик поставил запись — загрузка почвофрезы в багажник, — и все, лафа кончилась.

Ему сорок пять, может быть, пятьдесят, и его обвиняют в мошенничестве со страховкой. И тут — без шансов. Теперь придется пахать всю оставшуюся жизнь, за минимальную зарплату. Никакого пособия по безработице. Ни секунды свободного времени, пока ему не исполнится шестьдесят с чем-то, когда можно будет выйти на пенсию.