Ирэн Роздобудько - Сделай это нежно

И – никаких проблем!

– Видишь, не умер! – радуется бодрый, как огурец, Лерик.

Смотрит Евгения на этот график, и так ей обидно становится – почему у нее так не получается?

Правда, не учтено здесь несколько незначительных пунктов: магазины, общие завтрак-обед-ужин, мытье пола, да еще кое-что зашить-погладить надо – Лерику на сборы, пару часов занятий на закрытом одеялом пианино, несколько десятков телефонных звонков – ведь подрабатывает Евгения на одной фирме диспетчером, парочка перчаток из ангоры – ведь вяжет Евгения их на продажу в другую фирмочку – с национальным орнаментом, спросом очень пользуются в ее исполнении, несколько аранжировок для нескольких коллег – ведь и там Евгения в хвосте не плетется. Ну и парочка страниц книги – для души.

Но объяснять все не стала, ведь малыш проснулся – купать нужно. Да и Лерик, как ни бодрился, а спать сразу ушел. И спал крепко до утра с чувством достойно выполненного долга.

Благодарна Евгения Лерику за науку.

Но и свою не забывает: через пару месяцев – выпускной экзамен. «Последняя прогулка Моцарта» готова. Бегает на репетиции с малышом под мышкой.

Наступает торжественный момент.

И вот – зал гудит, Евгения за кулисами трясется, боится своих подвести, ожиданий не оправдать. А они в первом ряду сидят – Лерик с сынишкой, мама с папой, свекор со свекровью и одна бабушка, которую пощадило время.

Трясется Евгения. А потом подбирается вся, как кошка перед прыжком или как пловчиха на старте (так Лерик велел), и – выходит на сцену.

Перед ней ее квартет – Скрипка, Альт, Рояль и Флейта: все на нее с надеждой смотрят, как на богиню. Поднимает Евгения вверх руку с палочкой и… пошел Моцарт по ночной улочке. Насвистывает что-то себе под нос – все явственней и явственней.

И вот уже словно летит по небу среди звезд. И нет ему дела до стоптанных сапог, до темной воды в лужах, до того, что в кармане всего три медяка, а дома – запах подгоревшего молока! Летит.

И руки Евгении летают, оберегают мелодию, ведут все выше и выше. И музыка льется, льется – такая легкая, такая непринужденная, будто на одном дыхании созданная. Будто не было и нет тех бессонных ночей, тех графиков, тех кур, тех звонков, тех перчаток из ангоры…

– Всем составом беру в филармонию! – говорит ей за кулисами почтенный господин из комиссии. – Ну, порадовали, банда! Это чудо, чудо!

И руку ей жмет.

…Вечером идут Евгения с Лериком домой.

Малыша мама к себе забрала, можно сегодня расслабиться, ощутить романтику. Вечер теплый, пахнет акацией, звенит миллионами звуков. Парочки вокруг целуются.

– А где же тромбон? – громко возмущается Лерик. – Я же тебе говорил: без тромбона дело швах! Так оно и вышло! В ресторане будешь играть – помяни мое слово! Сколько ни учи, а у тебя будто уши заложило. Смотри…

Приседает возле клумбы, чертит палочкой горизонтальную прямую:

– Вот ты, а вот…

Смотрит Евгения на его согнутую спину.

И видит ее крошечной, маленькой – будто издалека, с высоты птичьего полета.

Но не свысока – а со своего высока. Своего – а не чьего-то чужого!

Чертит Лерик график под фонарем.

А Евгения уже далеко.

Идет по ночной улице, насвистывает легкую-прелегкую мелодию, думает, что надо в квартет еще Треугольник ввести – пусть будет квинтет. Ведь звезды – они звенят.

Остановилась, прислушалась: звенят! И – полетела…

Как могут люди так долго жариться на солнце?

Что они в этом находят? Конечно, оно прекрасно прогревает верхние слои воды, от чего она становится атласной, как спина дельфина.

А если лучи достигают дна на мели, это вообще роскошь: песчаная твердь становится похожей на кружева. Солнце вообще лучше выглядит в воде. В него можно себя обернуть и не обжечь тело.

А она вот уже с час лежит на раскаленном песке. И находит в этом непонятное для меня удовольствие. А я уже час наблюдаю за ней, прячась за скалой, которая за тысячи лет наросла вблизи берега.

Наблюдаю и безумно боюсь, чтобы она не растаяла. Ведь она такая нежная, хрупкая, почти прозрачная – как глупая рыбка, выпрыгнувшая на берег.

Я бы сравнил ее с рыбкой-иглой. Та же изящная грациозность движений, те же изгибы, то же заостренное узкое лицо с выражением радости и удивления.

И хотя она лежит на суше, я уверен, что это – совершенно неземное создание.

Знает ли она об этом?

Знает ли вообще, что она – прекрасна?

Она приходит сюда каждый день. Она отлично плавает. И доставляет мне огромное удовольствие – я могу наблюдать из-под воды за медленными движениями стройного тела.