Елена Колина - Наука о небесных кренделях

С другой стороны, у Ильи как раз подходящая профессия: дает ему повод всегда быть в плохом настроении. Илья хочет беседовать с радиослушателями о Борхесе и Умберто Эко или о символизме и акмеизме, хочет, чтобы снимали настоящее кино и сериалы как «Игра престолов» и «Доктор Хаус», но радиослушатели звонят с вопросом «Как вам Дэн Браун?», а телезрители смотрят стрелялки про ментов.

Описывая Илью, Ирка-хомяк сказала: «Такой Илья, красивый еврей». Я рассердилась: это все равно что сказать «такой Барак Обама, афроамериканец», или «мне делают ремонт узбеки», или «моя подруга, наполовину евреечка». Ирка подозрительно смутилась – неужели она так говорит? – и бросилась в наступление:

– Не смей делать мне замечания, я тебе самый близкий человек… Или не самый?… Ну, конечно, зачем тебе со мной дружить?… Ты профессорская дочка, замужем за олигархом, а я актриса у Додина…

Ирка жалуется на Додина за то, что он не дает ей главных ролей. Говорит новым знакомым: «Мы сейчас ставим потрясающую пьесу, главная роль создана для меня! И представьте, я опять во втором составе!» Новые знакомые сочувственно кивают: «Совершенно непонятно, что Додину надо! Такую красавицу во второй состав!» Хомяк отвечает в духе покорности судьбе: «Актерская карьера – это игра случая…»

Ирка-хомяк представляется актрисой в театре Додина, на самом деле она буфетчица в театре Додина…Ох, нет! Ирка – мой старый друг, а главное правило старой дружбы – говорить не «буфетчица», а «директор театрального буфета».

Ирка с Ильей – пара с секретом: Ирка, актриса-директор буфета, и Илья, модный питерский интеллектуал, тайный сценарист стрелялок. Илья говорит, что нужно снимать настоящее кино, а сам снимает стрелялки про ментов. Ставит в титрах другую фамилию…Ну и что? Бывают тайны и похуже. Я, к примеру, однажды…

Звонок – Никита.

– Илья, у меня вторая линия…Привет, Никита!

– Это Крымнаш? – сказал Илья.

– Нет, что ты! Это не Никита.

– Это пятая колонна? – сказал Никита.

– Нет. Это не Илья.

Мне пришлось научиться разговаривать по двум линиям, потому что мои прекрасные друзья в ссоре навсегда. Когда-то они переругивались добродушно, обзывая друг друга «тупорылым консерватором» и «хитрожопым либералом». Илья мирно говорил Никите: «Ты совок, крапивное семя федерального уровня, горилла, не разделяющая европейских ценностей». Никита не знал, что Розанов называл чиновников «крапивное семя», не знал, кто такой Розанов, но мирно улыбался и отвечал: «Я разделяю европейские ценности – вот, купил дом в Валенсии». В последний раз, когда они виделись, Илья высокомерно называл Никиту «Крымнаш», а Никита угрожающе называл Илью «предатель». Илья истерически кричал Никите: «Ну что, доволен, из-за Крыма поссорились со всем миром!», а мне: «Бестолочь беспринципная, выбирай, он или я, европейские ценности или полная изоляция!». Но как же мне выбрать? Никита – мой очень старый друг, главное правило очень старой дружбы – не поставить европейские ценности выше дружбы. Мои прекрасные друзья стоят на баррикадах, где силы добра схватились с силами зла, шаг с баррикад влево – расстрел, и шаг вправо – расстрел. Они как пионерский отряд, комсомольский съезд и злая бабушка у Владимирского собора, она кричит прохожим: «Не говорите мне «я другой веры», вера одна!» У моих прекрасных друзей «одна вера», а мне сложно разговаривать по двум линиям одновременно, забываю переключиться, боюсь перепутать, с кем говорю.

Никита сказал: «Иди домой, не шляйся по улицам, как идиот», – распоряжается мной как идиотом; Илья немного поговорил со мной на темы, доступные идиоту: про свои фрустрации, эмпатию, экзистенциальную защиту. И никто, никто не спросил, как прошла моя встреча с читателями!..

…Не настолько я тщеславна, чтобы забирать из Дома книги свой портретище, но если обвязать его веревочкой, то вполне можно дотащить до дома.

Мой план: наклеить портрет в подъезде у лифта. Мой портрет у лифта – это не тщеславие, а любовная игра. Чтобы Андрей пришел домой и удивился – ничего себе, ее портреты в подъездах висят, как портреты депутатов! И чтобы он:

а) понял, на кого утром кричал «нет у меня времени ходить по твоим встречам с читателями!» – на любимого автора;

б) тут же, у лифта, простил меня за то, что я кричала «ты всегда на работе!», «ты всегда!» и просто «ты!..».

Это могла быть прекрасная ссора, после которой любовь как роза в капельках дождя, но в нашей ссоре одно цеплялось за другое… если бы возможно было оставить одно, не заблудиться в дебрях другого…Хотя, скажем прямо, не я одна в этом виновата, не только я, вообще не я. Андрей злобно прорычал: «Это ты принцесса, у тебя поэзия, музыка, а у меня работа!» Точная цитата такая: «За стенкой люди друг друга давят, душат, братьев, родных сестер душат. Словом, идет повседневная, будничная жизнь. А войдешь на половину принцессы – там музыка, разговоры о хороших людях, о поэзии, вечный праздник».