Анна Матвеева - Небеса

Троллейбус распахнул дверцы: передо мной сияли колонны ДК железнодорожников. Одинокий пассажир уехал дальше — в окно он мог увидеть, как я взбираюсь по ступенькам — поздняя железнодорожница, потерявшая мужа в кружке авиамоделистов?

Громадные входные двери были открыты, но в окнах отражалась ночная мертвенность. Внезапно пошел снег — он быстро таял в грязных лужах. Словно бы некто пытался украсить наш мир, но все его порывы грубо отвергались.

На вахтерском месте — пусто. Классический антураж, не пострадавший от времени: желтый круг света настольной лампы, пиджак с засаленными лацканами и одинокой орденской планкой, газета, придавленная очками (сквозь стекла красуются огромные черные буквы «Епископ оказался…»). Вязанье — спицы похожи на кости гигантской рыбы, — и глухой бормоток радио изредка сплевывает кусочки музыки…

…Я не желала даже думать о музыке, хотя именно она так часто спасала меня… В «Трубадуре» тоже похитили мальчика, раньше я не думала об этом: чувства Азучены значили меньше, чем ее песня…

Почти музейный реквизит, еще немного — и можно счесть декорацией. Актриса — она же хозяйка пиджачка с вязаньем — отлучилась до туалета, и мне надо как можно быстрее проскользнуть в Малый зал, малую родину «Космеи».

Обжитое, засиженное жилище опустело, оставив по себе память в виде плохо вычищенных кресел, в уцелевших бумажных углах неведомых теперь воззваний, что были приклеены к стенам пластилиновыми шариками или зеленой гадостью, «липучкой». Я бродила меж рядов, зал освещала щедрая луна — в окне виднелась ее ликующая сытая физиономия, она воображала себя матерью Петрушки.

Неужели меня мог задеть этот бред? Что можно найти в пустом выстывшем зале, где все еще пахнет грязной обувью, где светится медным блеском профиль скинутого идола? Уехавший цирк, закрытый рынок, серо-черные следы подошв, усеявшие белые спины рекламок…

На обратном пути была другая мизансцена: как человек всемогущ и как уверенно он властвует в царстве вещей! Пиджачок накинут на круглые плечи, орденская планка сияет в желтом свете лампы, быстро пляшут спицы — как свихнувшиеся секундные стрелки. Вахтерша строго посмотрела поверх очков и прихлопнула радио, как надоедливую муху:

— Все закрыто, и нечего тут сновать.

— Я ищу кого-нибудь из «Космеи», это очень важно…

Старуха отложила вязанье в сторону, очки висели под глазами, держась на честном слове:

— У них аренда кончилась, ищи в другом месте. Кажется, переезжали на Трансмаш.

Я благодарно, униженно кивала, пытаясь победить тяжелую дверь — в детстве мне приходилось дожидаться взрослой помощи. Теперь я снова ослабла, будто ребенок. Перед глазами так ясно висела картина с вахтершей по центру, что измученной своей волей я допустила ее в лучшую долю памяти: вахтерше предстояло занять место рядом с неприметной кружкой в зеленых клеточках и скверно воспитанным юнцом из зимнего автобуса.

— Лучше б в церкву сходила, помолилась! — крикнула бабка мне в спину: так стреляют в последних кадрах фильма, когда уже никто не ждал перемен и только сердце сценариста уступило соблазну.

Я шла, и ревела, и мазала по лицу доверчивые, никому не нужные хлопья снега, они таяли на щеках, и для них это было ненамного лучше, чем утонуть в черной мартовской распутице.

На Трансмаш в это время добраться можно только на такси, а кошелек я оставила дома. Трансмаш с пол-Николаевска размером, где я стану искать Петрушку?

Сердце схватывал легкий морозец: заслуга пустырника.

У моего подъезда темнели две фигуры — высокий мужчина и девушка, она сидела на лавочке, красный огонек сигареты светился как волчий глаз. Вера! Артем… На секунду мне стало легче.

— Ты уверена, что это так серьезно? — Вера цеплялась за мой рукав, и мы застревали на ступеньках. — Она его родная бабушка — неужели позволит, чтобы с ним сделали такое… В жертву принесут, что ли? Дикость какая!

У Артема был пейджер, тогда еще экзотическая вещь — это сейчас они повымерли, как динозавры. Пока я вела судорожный рассказ, воздух изрешетили громкие писклявые звуки. Артем посмотрел на экранчик и удивленно вскинул брови:

— Можно позвонить?

— Я первая, — капризно сказала Вера. Она придвинула к себе наш бывалый аппарат. — Папа? Да, я, да, все нормально…

Я зря надеялась, будто они станут мне помогать: нет, всего лишь выслушали. И принялись названивать по своим делам. Я почти подожгла сигарету, когда на кухне появился Артем.