Дуглаc Абрамс - Потерянный дневник дона Хуана

Кристобаль ждал у дверей кареты, которая стояла недалеко от входа во дворец. Больше всего мне сейчас хотелось смыть с себя пыль и кровь. Я велел Кристобалю ехать домой, и на протяжении всей дороги до меня доносилось через окно, как он пересказывает каждую деталь схватки. Вместе со страхом меня вдруг оставили все силы, и я откинулся на сиденье, слушая вполуха, какими невероятными подробностями обрастает в устах Кристобаля то, что происходило на арене.

Дома Кристобаль приготовил мне ванну и принялся тереть мне спину и массировать суставы, которые продолжали болеть после страшного напряжения. Потом я еще долго лежал в остывающей воде, не замечая, как летит время. Мое тело постепенно успокаивалось, но на сердце было очень тяжело. Мысленно я то и дело возвращался к дону Эрнану и к его загадочным словам, сказанным, когда он лежал на моих руках. Однако больше всего мне хотелось понять, что же заставило меня прыгнуть с балкона и устремиться на арену. Мною овладело что-то более глубокое и сильное, нежели доводы рассудка. Безусловно, соображения чести, как и стремление проявить героизм, были не последней причиной, потому что они всегда живут в сердце кабальеро. Но к этим доводам примешивалось что-то иное, не знакомое мне прежде, и теперь я смотрел совсем иначе на смысл победы и поражения.

За окном дневной свет постепенно сменялся вечерним сумраком. Кристобаль зажег три свечи, и их огонь отбрасывал на воду золотые блики. Внезапно раздался тревожный стук в дверь, и Кристобаль отправился посмотреть, кто пришел.

— Он принимает ванну, — донесся до меня его голос.

— Мне нужно с ним поговорить.

— Вам придется прийти в другой раз.

— Это очень срочно, — я узнал голос Альмы.

Выбравшись из ванны, закутанный в полотенце, я сначала обрадовался, увидев ее ярко-желтое платье и мантилью. И только потом заметил, что ее лицо покраснело от слез и выглядит очень испуганным. Рыдая, Альма поведала мне о том, кто был тем несчастным грешником, которого вели в праздничной процессии как пример для устрашения. Услыхав его имя, я не мог поверить своим ушам, и мое сердце упало.

— То был падре Мигель, — сказал она упавшим голосом.

Она была привязана к нашему общему другу из Кармоны ничуть не меньше, чем я. Мой учитель был священником в ее приходе.

— Он был единственным, кто всегда сочувствовал и помогал нам, — сказала она, имея в виду марранос из Кармоны и нежелание падре Мигеля отнимать у кого бы то ни было любовь Господа.

— Где он? — спросил я, второпях одеваясь.

— Его держат в замке Святого Хорхе.

Я схватил плащ.

— Куда ты? — спросила она, заранее зная ответ. — Никто не может просто так проникнуть в сердце инквизиции. Они арестуют тебя и казнят!

— Надеюсь, что не в этот раз, — ответил я.

Голос Кристобаля дрожал:

— Пожалуйста, хозяин, не заставляйте меня идти туда. Кто войдет в те ворота, уже никогда не вернется.

— Я поеду один, верхом.

— Тогда я поеду с тобой, — храбро, хотя и с дрожью в голосе, сказала Альма. Возможно, она вспомнила в эту минуту о своих родителях, которых в этом замке сначала пытали, а потом казнили.

Я коснулся полупрозрачной мантильи, которая прикрывала ее плечи и грудь над низким корсажем.

— Ты не можешь пойти туда, одетая, как куртизанка. Нам обоим будет лучше, если я отправлюсь один.

— Умоляю, дон Хуан… Пожалуйста, будь осторожен, — сказала она с тревогой.

Я улыбнулся и кивнул, тронутый ее заботой.

Кристобаль оседлал для меня лошадь, и я помчался по улицам так быстро, как только мог. Площадь Аренал была забита людьми и повозками, но я не мог медлить и пришпоривал вздымающиеся бока Бониты. Мы скакали прямо сквозь толпу. Солома, которой была усыпана мостовая, летела из-под копыт, и люди оборачивались нам вслед. Я летел, как дьявол, вниз по реке, а красное солнце медленно скрывалось за горизонтом.

Наконец копыта моей лошади застучали по деревянному настилу плавучего моста в Тирану. Натягивая вожжи, я глядел на мрачную крепость. Замок словно явился из темного прошлого и теперь тщетно пытался превратиться из символа тьмы и смерти в символ света и новой жизни. Стволы пушек, выглядывающие из бойниц, призваны были отбить всякое желание проникнуть внутрь. Однако мне было хорошо известно, что у любой неприступной крепости есть слабое место. Я промчался галопом мимо главных ворот, возле которых стояли несколько стражников, и подъехал к заднему входу на противоположной стороне.