Дуглаc Абрамс - Потерянный дневник дона Хуана

— С кем именно ты был занят? — уточнил маркиз.

— С теми, кто не представляет для вас никакого интереса — со слугами и рабами, — ответил я.

— Я не для того обучал тебя искусству рыцарства и искусству вольнодумия, чтобы ты метал бисер перед свиньями! — закричал он и, обнажив свою шпагу, стукнул клинком по столу.

— Я бесконечно благодарен за те бесценные знания, которые вы изволили подарить мне.

— Тогда используй их так, как я тебя учил, — сказал маркиз, наставив на меня клинок, а потом тяжело вздохнул. — Я говорю об этом только потому, что я беспокоюсь о тебе, дон Хуан. Я не хочу, чтобы ты попусту растрачивал свои таланты. У тебя есть возможность стать величайшим галантедором Испании, но ты должен ценить себя и не ставить перед собою слишком простые цели.

— Вы мне льстите, дон Педро.

— Это не лесть, а правда. Ты более талантлив в рыцарстве и вольнодумии, чем дон Хосе и дон Эрнан вместе взятые.

При этих словах дон Хосе с негодованием вскочил, и дон Эрнан вынужден был последовать его примеру.

— Если вы не верите — деритесь с ним! — сказал маркиз.

— Вдвоем против одного? — неуверенно переспросил дон Эрнан, в то время как дон Хосе уже схватился за шпагу.

— Да, вдвоем, — невозмутимо ответил маркиз.

Дон Хосе, которого обучали искусству фехтования с юных лет, решительно обнажил шпагу. Дон Эрнан действовал менее уверенно, несмотря на то что владел этим оружием ничуть не хуже.

Мне стало не по себе, но я постарался ничем не выдать своего волнения, поскольку твердо вознамерился доказать, что действительно равен им — если не по рождению, то по мастерству. Мы двинулись вокруг воображаемого круга, пытаясь угадать друг в друге слабые стороны. Дон Хосе в насмешку помахал передо мной шпагой. Я уверенно парировал его выпад, и он был вынужден быстро отступить назад и принять оборонительную позицию. Теперь я ударил по наружной стороне его клинка и, с силой развернув шпагу, выбил оружие из руки противника. Его шпага со звоном упала на мраморный пол. Краем глаза я заметил, как он наклонился поднять ее, но мое внимание было приковано к дону Эрнану, который в свою очередь приготовился к атаке.

На его лбу уже обозначились залысины, а тоненькие усики свисали по сторонам рта, как мышиные хвостики. Казалось, будто они испуганно вздрогнули, когда он поднял свою шпагу. Какое-то время он просто примеривался, но потом стал драться более уверенно. Я чувствовал его страх и предвидел любое движение, прежде чем он успевал сделать выпад. Вскоре он тоже вынужден был перейти к обороне, но опасность теперь угрожала мне сзади: дон Хосе жаждал удовлетворить свое самолюбие. Теперь мне приходилось отражать атаки с двух сторон одновременно. Дона Эрнана я держал на близком расстоянии и заставлял кружиться таким образом, чтобы его клинок представлял угрозу и для второго моего противника. В какой-то момент мне удалось отнять шпагу у дона Эрнана и, скрестив перед собою оба клинка, отразить мощную атаку дона Хосе. Однако, понимая, что использовать два клинка против одного — бесчестно, я спрятал оружие дона Эрнана в свои ножны. Дон Хосе продолжал отчаянно драться. Я скрестил его клинок со своим и сократил дистанцию. Теперь кончик его шпаги оказался прямо передо мной. Приставив рукоять к рукояти, я зажал его клинок под мышкой своего кожаного кафтана и с помощью широкого основания своей шпаги выбил оружие из его руки.

— Ты оправдал мои надежды, — сказал маркиз, отрывисто аплодируя, и звук его хлопков эхом разнесся по всей комнате. — Ты оправдал мои надежды.

Таким образом он поздравлял меня и хвастался одновременно. Я старался подавить улыбку, но мое самодовольство вмиг улетучилось, когда, обернувшись, я увидел; как теперь уже маркиз наставляет на меня свой клинок. Я быстро спрятал в ножны последний трофей, после чего встретил клинок маркиза спокойно и уверенно. Мы обменялись ударами. Его удар был сильнее моего, но теперь я владел оружием не менее искусно.

Он сделал новый выпад, но я перепрыгнул через лезвие его шпаги и мгновенным ударом рассек пышный рукав на его плече. Он взглянул на меня, словно не веря своим глазам, но потом его лицо исказилось от гнева. Я посмел унизить его в присутствии учеников! Вне себя от ярости он вновь бросился на меня. Я отступил, но постарался направить его ярость против него самого. Мы продолжали сражаться, и ему было что терять, а мне — нет. Мы носились по всему залу, сбивая лампы и опрокидывая стулья. Пот струился по лбу и заливал мне глаза. Я перешел в наступление, едва не задевая клинком его красного лица и широченной груди. С его стороны последовала ответная атака, усиленная отчаянием загнанного в клетку зверя, и мне все труднее давалось отражать его удары.