Александр Белых - Сны Флобера

Марго прикоснулась рукой к его груди. На коже остался белый отпечаток её ладони.

Орест пошёл в сауну, ополоснулся водой из ковша. На выходе поднял валяющееся на полу пластиковое кресло. Марго уже доставала из холодильника банку сметаны. Кто‑то уже успел её ополовинить. Процедуры проводились прямо на кухне. Деревянной ложкой Марго доставала из литровой банки сметану, плюхала на плечи и медленно размазывала по всей спине. Обе её руки скользили по плечам Ореста, она ощущала все трицепсы и бицепсы. Марго велела парню встать на табурет, затем принялась намазывать грудь, живот, ноги, ягодицы. Орест, мурлыча и урча, облизывал её руки, слизывал сметану со своих плеч.

— Вот ужака под вилами! На! — сказала Марго и дала облизать ложку.

Она открывала для себя новые ощущения, как будто никогда раньше не прикасалась к мужчине. Тем временем Орест балагурил, рассказывая анекдот. Марго хихикала и продолжала класть сметану на тело Ореста.

— Ну вот, теперь ты как гипсовая статуя! — заключила Марго и громко рассмеялась.

Она отошла на шаг в сторону, чтобы полюбоваться своим изваянием. Орест покрутился на табуретке. Его ягодичные мускулы были твёрдыми как камень. «Если между двумя половинками, как в тиски, поместить грецкий орех, то он раскололся бы с треском», — задорно предположила Марго. Орест сокращал ягодичные мышцы ритмично, нервно, зажигательно. Ей казалось, что это горячие гарные джигиты отплясывают танец с саблями из известного балета. Какие они оба были озорники! Именно тогда ей открылось буквальное значение слов «прикалываться», «колоться», «накалывать кого‑либо», «отколоть что‑либо».

В таком виде она запечатлела его на киноплёнку. Орест изображал всякие римские «приапистые» изваяния. Вот забавы влюблённых! Если мгновение жизни Ореста не было наполнено эросом, то он просто умирал со скуки.

Марго этого не понимала, заставляла его «сублимировать» эротическую энергию в какой‑нибудь вид безобидной деятельности для вечности. Под этим подразумевался перевод охаянного романа Хидэо Тагаки, который волей случая свёл их однажды и навсегда в метафизических сферах, удалённых от атеистической реальности, как мудрёно шутили они наперебой…

Не всё, что изобретал Орест, чтобы унять своё уныние, приводило её в восторг. Чаще всего фантазии Ореста казались ей опасными. Он был человеком, что называется, без тормозов, с сумасшедшинкой. Именно в рискованных ситуациях он испытывал наибольшее вожделение, приводя Марго в страх и трепет. Она же была женщиной пугливой, как домашняя курица. Орест постепенно стал терять интерес к Марго, которая воспринимала его эксперименты как блажь чистой воды. Поездка на Рейнеке оживила Ореста, вновь разбудила его увядшее воображение. И тут уж Марго не в силах была обуздывать фонтан его фантазий. Он одолевал её повсюду, где заставал врасплох: в проёме дверей, на лестнице, на берегу, в воде, на крыльце, на столе, в лесу.

Постель была местом для отдыха, а не любовных игрищ. Он утомил её.

— Я приехала сюда отдыхать! — возмутилась она.

На Рейнеке он стал мысленно прощаться с ней, поэтому был необыкновенным, чудным, восхитительным — как никогда. Орест еще не нашёл формы прощания с ней. Если хочешь уйти от любовницы, найди ей любовника. Он продолжал её любить с озорством, и сейчас, будучи измазанным сметаной, он срывал с неё платье, словно обрывал лепестки с китайской розы.

Марго шептала:

— Здесь кто‑то есть, кто‑то есть, тише!

Окно на кухне выходило во внутренний двор, были видны край моря и флигель. Ей показалось, что во флигеле кто‑то выглянул в окно, дёрнулась занавеска, что кто‑то хлопнул дверью. Её страх и опасность ещё больше возбуждали Ореста. Его секс был шумным, разрушительным и стремительным. Вот на пол упал туесок и покатился под стол, рассыпая соль…

Орест не любил чистописания, и, развивая эту метафору, можно сказать, что секс для него был чем‑то вроде письма, формы творчества. Он писал грязно, его почерк можно было бы сравнить с пушкинскими черновиками, его грубыми откровениями в письмах о любовных похождениях…

Владик отстукивал что‑то на печатной машинке. Валентин отдыхал, крутил радиоприёмник в поисках мелодии.

— Какой длинный день! Ты не хочешь перекусить кое — чего из Машиных кулинарий, а? — спросил он.

— Хочу, только вот поставлю точку в своём «интимном дневнике», и пойдём. А как насчёт вина? У нас есть в закромах, — сказал Владик, не поворачивая головы.